Виктор Папков - Будни драконоборцев

— Как вы думаете, о чем я буду вас спрашивать?

Герой просто пожал плечами, даже не снизошел до того, чтобы сказать несколько банальных слов.

— Ни о чем. Я пришел не спрашивать, я пришел говорить, — жар огненных глаз чуть было не спалил мои брови, но я выдержал взгляд и начал рассказ.

О детстве и юности Героя известно было мало. Родитель — купец, не рыцарь, что удивительно. Впрочем, в вождении караванов в горы тоже есть своя романтика. К тому же данное занятие обеспечивало вполне безбедную жизнь. Даже более чем безбедную. Позднее, после потери отца, удачно вложенное в стабильные бумаги состояние позволило моему хозяину не думать о своем тыле, приобрести небольшой замок (в зале которого мы и пили сейчас кофе) и без проблем добираться до самых отдаленных уголков при первых известиях о появлении там драконов. Видимо, мальчиком он никак не выделялся среди сверстников, разве что какая-то соседка говорила о большой любви к ящеркам, но возможно, что это была позднейшая придумка. Впрочем, нет. Именно любовь к ящеркам. С детства. Потому что иначе не вырисовывается.

Потом, в юности, караваны вместе с отцом. Первый взгляд на мир. Наверняка и первая женщина. Точно. В палатке. Кто она была и когда? Кто — не важно, а вот когда? Наверное, как раз в том походе, который и перевернул всю оставшуюся жизнь. Дракон. А что, если именно ту женщину он и попытался утащить? Это же только в сказках драконы никого, кроме принцесс, видеть не хотят. А может, и была там капля королевской крови? Точно!

Первый бой. Дракона, скорее всего, не он прибил. Потом… Потом пропадает отец. Даже непонятно как. Не буду гадать, это не существенно. Первые самостоятельные встречи. Жаль, что не удалось найти принцесс. И наконец — бой с Мохногорским Великанским Драконом. Никто не сумел победить, а Он как-то победил. Сколько же там принцесс было похищено? Наверное, так никто и не смог посчитать, они разбежались. Некоторые поседели от ужаса, пережитого в драконьей пещере. Слава и потеря напарника одновременно. А дальше — походы, походы, походы… И стандартные интервью. Потому, что никто не спросил — почему. Почему вместо шумных балов — одиночество, вместо признания — одиночество. То есть, признание и шумные балы по его поводу были. Но без него. И драконы, в основном, на задворках мира, и принцессы, которые никому и известны-то не были: ни денег, ни королевства, ни физиономии — только название, что принцессы. Опять-таки в стороне, их и найти-то потом было невозможно, только короткие сообщения: «такая-то область избавлена от дракона». А потому, что был тот первый бой. И первые увиденные страдания. Именно. Они и ведут нашего Героя по жизни. Невозможность видеть страдания.

Я замолчал, выдохся от долгой речи. Великий Герой напряженно слушал, вцепившись в ручки кресла, заново переживая свою жизнь.

— Молодой человек, должен вам сказать, что вы прекрасно осведомлены! Откуда?

— Я старался, — это я почти прошептал, сил уже не было. Но я выиграл!

— Удивительно. Что вы хотите?

— Знать, — я пожал плечами и отхлебнул остывающего кофе. — Просто знать. Все. О вас. Это моя профессия.

— Что ж, вы хотите посмотреть на мою профессию? Пойдемте.

Он вскочил и пошел к неприметной двери. Я последовал за ним.

— Это мой музей. Фактически, это вся моя жизнь.

Я смотрел на длинный ряд стендов, закрытых драпировками, и не верил своим глазам. Это было даже больше, чем я мог мечтать.

Великий Герой подошел к первому стенду, нажал какую-то кнопку, и я невольно отшатнулся: передо мной был дракон перед прыжком. Весь его вид говорил об уверенности в своих силах и о том, что жить мне осталось недолго.

— Впечатляет? — с довольной улыбкой посмотрел на меня хозяин. Действительно впечатляло. — Вы говорили о невозможности видеть чужие страдания. Вы правы с точностью до наоборот, как говаривал мой отец. Не невозможность, а возможность. Те, кому невозможно видеть, остаются дома. Поединок с драконом — это момент, когда с чувств слетают все покровы. Страдания, ярость, напряжение, боль, самоуверенность… Да, и самоуверенность тоже, куда же без нее. Надежда еще. Все, что было и будет, — в одной точке.

Я подошел поближе к дракону.

— Удивлены? Это не муляж, это реальный дракон. Подождите, я зажгу свечу, — он отошел к небольшому шкафу. Достал свечу, зажег и вернулся назад. — Драконья кожа — она светится, огонь преломляется в чешуйках, приглядитесь — одна свеча, и вы видите целое звездное небо.

Герой водил свечой туда-сюда, свет играл на драконьей шкуре, и казалось, что это тугие драконьи мышцы перекатываются под кожей, готовясь к моменту броска.

— Но как? Это тот, первый?

— Нет, первый был ранен, думаю, смертельно, но он улетел. Это третий. Но именно первый открыл мне тайну своих желез. Или драконьей слюны, хотя это не совсем слюна… впрочем, биологические подробности неуместны. В соединении с самым обычным формалином — уникальный консервант. Хотя — опять-таки — к чему подробности. Просто смотрите, это ваша возможность.

— А самоуверенность — это про него? — я кивнул на дракона, которого даже в мыслях как-то не получалось назвать чучелом.

— И про него тоже. И про людей. Пойдемте дальше, — и слетело следующее покрывало.

Под покрывалом оказалась челюсть. Просто огромная арка, утыканная острейшими зубами. Полумрак скрадывал стойки, кронштейны канаты — все, на чем эта арка держалась. Создавалась впечатление, что челюсть парила в воздухе — страшная улыбка дракона без самого дракона.

— Попробуйте пройти под аркой, — хозяин испытующе посмотрел на меня.

— Нет, извините, не могу, — я сглотнул слюну.

— Правильно. Это страх. Никто не может. Даже кошки.

— Мохногорский Великан?

— Да.

Но уже следующее покрывало полетело на пол.

— Плюющийся синеязыкий.

— Боже мой, какая мерзость.

— Не мерзость — подлость.

Что-то свернутое в клубок, в камень рядом с дорогой, серо-зеленое, покрытое то ли мхом, то ли слизью, приготовившееся к укусу.

— К плевку, — Герой внимательно следил за мной. — Даже сейчас, — хмыкнул он, — не советую касаться его языка и десен.

Я обернулся.

— Вы показывали это кому-нибудь?..

— Да, — в голосе послышалась грусть. — Люди не готовы. Они теряются. Знаете, может, вы и правы — они не могут видеть чувства, реальные чувства. Загородились, как щитом, парой сказок и когда видят это… Впрочем, все-таки это только чучела, скульптура, как ни больно это говорить. У меня не получается! — он взмахнул в отчаянии сжатыми кулаками. — Там, при реальной встрече, люди испытывают совсем другие чувства, а здесь только растерянность…

— Другие? Какие? — мне было стыдно признаться, что я тоже испытывал только растерянность, несмотря на всю мою предварительную подготовку и вхождение в образ.