Александр Журавлев - Продавец снов

– Что вы говорите? – Литератор от волнения присел на кровати.

– Да, да, определённо всё это я уже видел раньше, и, что не менее поразительно, вас тоже.

– Как это? – Ираклий от удивления буквально подскочил над кроватью.

– Мне даже тогда в автобусе захотелось вас расцеловать как своего очень старого знакомого, ведь не виделись столько лет. Вы не представляете, – пуская слезу, сказал Никифор, – как это радостно – увидеть родное лицо в толпе.

– Позвольте, позвольте… – Литератор возмутился от такой фамильярности.

– Да, да, извините. Вот что теперь я думаю: не съешь я свой проездной билет, может, всё и обошлось бы, – продолжал расшаркиваться Никифор.

– Не понял? – Ираклий на сей раз открыл рот.

– Прокомпостировали бы его, да и отпустили меня с Богом. Но нет, так отходили, чтобы не лез со своим счастьем, что всех святых угодников вспомнил. А ведь мог я тогда всё изменить… – Он обхватил голову руками и закачался, как осина на ветру. – Дурак, какой же я дурак! Вы понимаете меня? – Он посмотрел на Ираклия глазами побитой собаки. – Не съешь я билет, глядишь, и было бы всё совершенно по-другому, иначе. Вот вижу, и вам изрядно досталось…

– Так это всё из-за тебя, сволочь, – брызгая слюной, зло зашипел Ираклий. – Ты знал, чем всё это может кончиться и, несмотря на это, всё равно – сожрал!

– Я попросил бы без оскорблений. Да, сожрал, но я думал, может, обойдётся. Раз на раз – не приходится. Ну, очень уж был велик соблазн стать счастливым.

– Человек, только человек – кузнец своего счастья! – слетела с языка у литератора заученная фраза из пионерского детства, и добавил: – А не какая-то проклятая бумажка.

И вдруг Ираклий отчётливо вспомнил произошедшие с ним утренние события: автобусную остановку, физкультурников из общества «Динамо», свой портфель с анонимным содержимым. От этого литератора пробил холодный пот. В глазах потемнело. «Какой кошмар», – пронеслось в его голове. Зубы выдали барабанную дробь. – У-у-у, – простонал он.

Словно прочитав его мысли, сосед как-то странно ухмыльнулся:

– Судя по вам, не скажешь, что вы – счастливец. Ведь может так статься, что вовсе не я виноват во всём случившемся, а вы – этакий кузнец Вакула. И не делайте удивлённые глаза, и давайте без обид. Нельзя же исключать и того, что вы где-то что-то, скажем мягко, не так наковали. Вследствие чего, – он обвёл рукой палату, – всё это и приключилось. И я здесь очутился с вашей лёгкой руки.

Ираклий хотел возразить, но не смог. Мысли стали путаться, на ум не приходило ни одного веского аргумента, чтобы на сей счёт поспорить с соседом. «Неужели этот плут прав?» – подумал он и тряхнул ушибленной головой, отгоняя чёрные мысли, и непроизвольно втянул её в плечи, готовясь принять ещё один удар судьбы.

– Однако же, – продолжал рассуждать Никифор, – если глубоко посмотреть, в самый корень, так сказать, здесь интересная штука получается. То, что мы с вами встречаемся не в первый раз, это не дело случая, это – судьба, понимаете ли. Вот она где собака-то зарыта.

– Откройтесь, вы знаете, что будет дальше? – встрепенулся Ираклий.

– Знать, может, я и не знаю, зато догадаться несложно. Мы теперь с вами неразлучны, как сиамские близнецы. Вопрос лишь в том, то ли я – ваше наказание, то ли вы – моё. Хотя впрочем, это не меняет дела и не имеет никакого значения.

Ираклий представил свой дальнейший жизненный путь в этом неразлучным союзе, как его охватил необъяснимый ужас.

– Боже мой, – сорвалось с его дрожащих губ, – неужели это действительно судьба?

В эту ночь Ираклию приснился сон, в котором он стоял на развилке трёх дорог перед огромным камнем. На камне восседал большой чёрный Ворон.

– Что задумался? – спросил его Ворон.

– Да я вот не знаю, куда идти, – задумчиво ответил Ираклий.

– Куда идти, куда идти, а мозги на что, или все вышибли, чего голова-то перевязана? – спросил Ворон.

– Сотрясение, – ответил Сумелидий.

– Хорошо, наверное, сотряслись, ежели бинтов не пожалели, в этакий кокон её закатали, любо-дорого смотреть. Но ты особо-то не расстраивайся, чего в жизни не бывает, главное, что живой, – подбодрил его Ворон.

– Да, повезло, – тяжело вздохнул литератор.

– Ты вот что, лучше подойди поближе к камню и прочитай, что на нём написано.

Ираклий приблизился к глыбе и стал читать: «Направо пойдёшь – богатым будешь, налево пойдёшь – долго жить будешь, прямо пойдёшь – счастливым будешь».

– Богатства мне не надо, – стал размышлять вслух Сумелидий, – у нас в стране нет ни бедных, ни богатых. Не будешь же врать на каждом шагу, что получил Государственную премию, причём не одну, а сразу с десяток и всё в одном мешке. Нет! От наших бдительных граждан этого не утаишь. Из-за него я наживу себе не только неприятности, но и врагов. Обойдусь! – твёрдо решил он. – Что же касается долголетия, то, опять же, у нас в стране о здоровье человека пекутся доктора. Поликлиники, больницы – всё бесплатно, если захворал, там подлечат, поставят на ноги. Живи и радуйся! Так что это тоже не подходит. А вот насчёт счастья – здесь, конечно, вопрос сугубо личный. – Ираклий задумался.

– Что решил, куда пойдёшь-то, сотрясённый? – спросил Ворон.

– Прямо, – ответил Сумелидий.

– Тогда спеши, если решил, счастье ждать не будет. Ни пуха тебе, ни пера, – пожелал ему Ворон.

Послав пернатого к чёрту, литератор тронулся в путь. Дорога тянулась, извивалась и убегала далеко вперёд. Казалось, ей не будет конца.

Ираклий шёл, отсчитывая шагами тоскливо тянувшееся время пути и ругая себя за то, что поддался на эту авантюру. На землю неумолимо опускалась ночь. Обеспокоенный этой неприятностью, литератор подумал о ночлеге, как тут же вдалеке забрезжил мерцающий огонёк. На душе у него сразу повеселело, он прибавил шаг и вскоре увидел стоявшую возле дороги покосившуюся избушку. Подойдя к ней, Ираклий постучал в дверь, но на стук никто не отозвался. Он с тревогой шагнул через порог – лачуга была пуста. Её тускло освещала оставленная кем-то на столе горящая свеча.

«Интересно, кто её зажёг?» – подумал Ираклий. От усталости гудели ноги, глаза слипались. Долго не думая и не гадая, он задул огарок и лёг на широкую лавку, стоящую возле стены.

Луна тускло цедила свет через небольшое окошко. Минут десять Сумелидий ворочался, но всё же усталость взяла верх над неудобством, и он задремал.

Внезапно на него навалилась пудовая тяжесть, сдавливая дыхание, грозя задушить. Ираклий открыл воспалённые глаза и увидел огромную крысу. Она взъерошила шерсть и, тараща чёрные глазёнки, мерзко запищала.

Литератор в ужасе слетел с лавки и с диким криком выскочил из избы на улицу, споткнулся и растянулся у обочины. Не успел он опомниться, как на его спину навалилась та же пудовая тяжесть. Сумелидий резво вскочил и, не чувствуя под собой ног, бросился бежать по дороге.