Олег Батлук - Исповедь старого молодожена [сборник litres]

Сема решительно достал из кармана свой смартфон и включил на нем собственную коллекцию. Я деликатно нажал у себя на «стоп».

Из Семиного телефона заиграл Ник Кейв, «Where the wild roses grow».

– А вы что, с ней сильно поссорились? – зашел я издалека, испугавшись Кейва.

– Мы вообще не ссорились, – ответил Сема, – она наверняка еще думает, что я сплю рядом.

«На третий день он отвел меня к реке, показал мне розы и поцеловал, и последнее, что я услышала, был его неразборчивый голос, когда он набросился на меня сзади с камнем в руке».

Мы немного посидели, сострадая героине Кайли Миноуг. Хотя, возможно, Сема и не сострадал. Кто знает, что у него было на уме в ту минуту. Он и без стресса – подозрительный тип.

Я поежился. Полночный визит друга де факто превращал меня в соучастника его судьбы. Все, что я сейчас скажу или не скажу, может существенно повлиять на жизнь Семы. И на жизнь его невесты тоже, на минуточку. Скорее всего, Сема и приперся ко мне именно за этим – за кивком головы, за взглядом, за красноречивой паузой, одним словом, за знаком, знамением, хотя, конечно, и не осознавал этого.

У меня были разные и не вполне однозначные мысли по поводу Семы и его предстоящего брака, но я точно не собирался брать на себя функцию deus ex machina и разрубать узел в его судьбе. Я твердо решил следовать врачебному принципу «не навреди» и уже приготовил вполне себе сносную экспресс-тираду, когда внезапно мои мысли вернулись обратно на кухню.

На кухне по-прежнему играла музыка из Семиного плейлиста. Ник Кейв закончился, а следом за ним, без паузы и предупреждения для слабонервных, как это и бывает в этих цифровых плейлистах, вступила Валентина Толкунова с песней «Я не могу иначе». Я сделал движение челюстью, продувая уши, как после посадки в самолете, не веря им, этим самым ушам.

«Я растоплю кусочки льда сердцем своим горячим, буду любить тебя всегда, я не могу иначе».

– Ммм… – протянул я, – это ты по ошибке скачал, да?

– Нет, – ответил Сема серьезно, – понимаешь, в этом-то и вся жопа. Я сейчас ровно посередине между ними.

– Между кем и кем? – не понял я.

– Между Кейвом и Толкуновой.

Как ни странно, в тот нештатный предутренний час я понял, что Сема имел в виду. Да, это был именно он, в полный рост: хорошо узнаваемый извечный выбор русского мыслящего человека, между Кейвом и Толкуновой.

– Мне Толкунова больше нравится… – признался я.

Сема как-то странно посмотрел на меня, повертел в руках пустую чашку, обдумывая, просить ли еще, махнул рукой, встал, попрощался и ушел – не столько в дверь, сколько в новую жизнь. Как потом выяснилось, в то утро Сема вернулся в постель незамеченным, так и не потревожив спящей невесты, которая сладко досыпала последнюю ночь своей незамужней жизни.

Я соврал тогда Семе, отправив его к Толкуновой на веки вечные. Ник Кейв всегда мне нравился больше. Я соврал, о чем до сих пор нисколько не жалею.

Я не люблю свадьбы. Мое настроение на них сразу фатально портится. Некоторые свадьбы депрессивнее некоторых похорон. Я был относительно весел только на одной свадьбе – на своей.

Самые грустные двое на любой свадьбе – это жених с невестой. Тамада – обычно конченный Берия, от его карающих конкурсов не уйдет никто. Тосты матерей – плач Ярославны «на кого ж ты меня покинул(а)», тосты отцов – монолог Карандышева «не доставайся ж ты никому». Так, как на свадьбах, не нажираются больше нигде.

Однажды на свадьбе мы с друзьями украли невесту. Кража была запланирована на 17:00. В 14:00 к нам подошла сама невеста и попросила украсть ее досрочно. Мы посадили девушку в машину и отъехали с ней в соседний двор. По сценарию через полчаса после похищения Сема как главарь нашей банды (кто же еще) должен был позвонить на мобильный телефон жениха. От того требовалось картинно схватиться за сердце и упасть в обморок, ну а потом переговоры, выкуп, воссоединение, танцы, брачная ночь, двое детей.

Через полчаса Сема позвонил жениху. И через тридцать пять минут. И через сорок. Телефон жениха был отключен.

Как будто не зная, что любая женщина на собственной свадьбе – это динамит, готовый прикурить фитиль у первого встречного, Сема зачем-то сообщил невесте о выключенном телефоне ее жениха и предложил, дипломат со слоновьей грацией, раз такое дело, возвращаться в ресторан самостоятельно. Невеста подумала, а может и не думала даже, что вероятнее, и заявила, что ей и здесь, с нами, хорошо. Еще два часа мы квасили с невестой прямо там, на капоте, практически в прямой видимости ресторана с ее свадьбой и гостями. Сема все еще пытался дозвониться до жениха, но безуспешно. Легче было до него дойти, но мой друг благоговел перед формальной стороной любого предприятия, зануда. Невеста уверенно приближалась к той кондиции, в которой она уже не попадала не только на свадьбу, но и на брачную ночь: она даже лежать самостоятельно не могла и постоянно скатывалась с капота.

Наконец Сема догадался сымпровизировать и сделал вид, будто дозвонился жениху. Мы погрузили невесту в свадебный экипаж и за тридцать секунд доставили ее обратно. Минут десять мы кричали внизу, что готовы вернуть невесту (Сема все еще надеялся пройти по сценарию до конца), но к нам никто так и не спустился. Плюнув на драматургию, мы внесли невесту в банкетный зал.

Жених лежал лицом в оливье. В чем-то парнишка добросовестно сыграл свою роль, вот только упал он не в обморок, а в салат. Мы аккуратно поместили невесту рядом, предварительно отодвинув в сторону оливье с головой жениха, чтобы не портить девушке хотя бы прическу.

Они лежали бок о бок тихие и счастливые, посапывая под убаюкивающую ругань родственников с разных сторон, и уже никакой тамада с его конкурсами прямиком из ада не мог нарушить неожиданную идиллию этой свадьбы.

Долгое время Сема был морально неустойчив. Легко падал в объятья. Девушек у Семы было много: он явно выбирал чужую квоту.

И вдруг однажды прямо посреди девушек он женился. Повесил бутсы на гвоздь. Или что там вешают на гвоздь в таких случаях.

С виду Сема оставался все тем же аморальным типом, даже нехороший прищур оптического прицела у него сохранился. Но внутри это был уже стопроцентный домашний попугай. Семиной жене порой хватало одного взгляда в его сторону, чтобы тот заткнулся: так зыркнет, точно тряпку на клетку накинет.

Вокруг никто не мог понять, что это за Овидий, что за метаморфозы. Все терзали Сему неделикатными вопросами:

– Кто надоумил тебя жениться? Кто?

Ответ был известен только одному человеку, помимо самого Семы. Мне.

Потому что в тот момент, когда Сема принял решение жениться, я находился с ним рядом.