Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— Ну хорошо же! — зловещим загробным голосом сказал загробный голос. — Посмотрим, что сильнее — сержант милиции или бессмертная душа!

Это было сказано так, что в зале внезапно воцарилась напряженная тишина. Все не отрываясь смотрели на урну. Ждали… Вдруг погас свет. Через пять секунд он снова вспыхнул и все ахнули: на середине сцены во всей своей роскошной плоти, в неотразимой яви стояла Тумиша!

«Сгинь, сатана! Сгинь! Сгинь! — зашептал Жебир и многие другие сектанты. — Мы же сами видели, как ты сгорела, нечестивая отступница…»

Материализовавшаяся душа Тумиши плавной неземной походкой подошла к микрофону и потусторонним голосом сказала в него:

— Ну, Жебир, — о чудо! Микрофон заработал, — выбирай: или ты признаешься, что вы организовали мое убийство и хотели убить Абуталипова, Казуева, Салмана, или я сейчас же забираю тебя туда! — покойница махнула рукой в пространство и медленно пошла к лестнице, ведущей со сцены в зал, с явным намерением добраться до своей жертвы.

Верхнюю часть туловища Жебира бросило в жар, нижняя часть покрылась холодным потом. Через несколько секунд вся правая часть тела пылала, а левая — коченела. Затем внезапно оледенела верхняя часть, а нижняя — вспыхнула как огонь. И такая смена полюсов происходила каждые три-четыре секунды.

— Я ничего не…

Душа Тумиши подошла к лестнице и спустилась на одну ступеньку.

— Не поддавайся, Жебир, это обман! — крикнул кто-то из задних рядов.

— Какой обман, божьи будильники? — насмешливо спросила душа. — Разве не видел весь аул, как я сгорела в огне? Разве вы все собрались сюда не для того, чтобы меня похоронить? Разве, наконец, то, что вы видите сейчас, не похоже как две капли воды на Тумишу Магомаеву? Так может быть похожа на человека только его душа. Или вы уже не верите в бессмертие души? Тогда честно признайтесь, что вы изменили своей вере и наплевали на ее догматы. Признайтесь или в этом или в своих преступлениях. Другого выхода у вас нет.

Душа сделала еще один шаг, другой, третий… И Жебир не выдержал!

— Да, да! — истерически закричал он. — Признаюсь во всем! Только не трожь меня, исчадье ада! Я хочу жить! У меня жена, дети, индивидуальный огород…

Душа Тумиши демонически захохотала и убежала за кулисы.

Все были в полном смятении. Шум, крик. Кое-где начали бить сектантов. Они выскакивали на улицу, но их догоняли.

Большинство присутствующих были, конечно, очень довольны неожиданным разоблачением сектантов и публичным признанием одного из их главарей, но никто ничего не понимал. Только Салман шел из клуба, довольно посмеиваясь. Лишь он один да сама Тумиша знали подоплеку всего происшедшего.

Тумиша действительно получила по почте подозрительную посылку от Жумы, и он действительно звонил ей и просил вскрыть посылку. Но она не стала ее вскрывать, решила посоветоваться с Салманом. Салман, один из самых технически образованных людей совхоза, сразу определил, что это бомба с часовым механизмом. Она взорвется, если даже ее не трогать. И тогда с целью разоблачения сектантов они и разработали хитроумный план всей этой инсценировки, решив ради успеха дела пожертвовать даже стареньким домом Магомаевых. Тумиша на некоторое время скрылась в городской квартира. А Салман, действуя в глубокой тайне, вмонтировал в урну с прахом маленький громкоговоритель, подключил его к внутренней радиосети клуба, спрятал за кулисами туда же подключенный микрофон, в который Тумише предстояло говорить, и сделал все остальное, что было необходимо.

Сейчас он шел домой и, радуясь успеху, думал в то же время, что история эта может вызвать вспышку религиозного чувства среди жителей аула: ведь они своими глазами видели живую душу! Что ж, тут придется поработать и ему и самой Тумише.

Впервые после болезни Ханбеков вышел на работу. Он успел несколько отвыкнуть от своего кабинета, от своего кресла, от трех телефонов, стоящих на столике. Сату Халович ожидал, что на него сразу навалится множество дел, вереницей пойдут посетители, затрезвонят телефонные звонки, но ничего этого не случилось. В работе отдела чувствовалась энергичная, деловая, скорая рука Али Сапарбиева, все уже привыкли обращаться к нему, и он уже привык разрешать все вопросы. «Что ж, — подумал Ханбеков, — это даже хорошо. Мне все равно долго тут не просидеть. Если бы только с миром отпустили на пенсию…»

Пользуясь непредвиденным затишьем, он решил разыскать тайную телекамеру, установленную в его кабинете сектантами. Сказав секретарше Непси, чтобы она никого к нему не пускала («Разбираю накопившиеся дела»), заперев дверь, Ханбеков приступил к поискам. Тщательным образом сперва он обшарил, ощупал, обнюхал все четыре стены на уровне своего роста. Ничего не нашел. Стал, взобравшись на подоконник, исследовать рамы. С улицы было видно, — кабинет находился на втором этаже — как завсельхозотделом выделывает на подоконнике какие-то странные движения, принимает удивительные для ответственного работника позы. Собралась толпа. Одни высказывали предположение, что после болезни Ханбеков стал попроще и теперь сам протирает стекла в своем кабинете. Другие возражали: дело вовсе не в этом; его просто сняли с высокого поста и назначили уборщицей, а завотделом теперь Сапарбиев. Третьи уверенно говорили: нет! Ханбеков остается заведующим и на подоконник он взобрался лишь для того, чтобы с высоты лучше разглядеть, все ли благополучно на полях и фермах района. «А чего он тогда корчится?» — спрашивали скептики. «Не удивительно! — отвечали оптимисты. — Ведь он должен разглядеть с подоконника своего кабинета даже то, что происходит по ту сторону гор, пролегающих по земле нашего района. Попробовали бы вы сами!»

Заметив толпу, Сату Халович соскочил на пол. Опять ничего нет! Надо обследовать верхнюю часть стен. Передвигая с места на место стул, он взбирался на него и сантиметр за сантиметром обшаривал всю поверхность, до которой можно было достать. Ничего! Оставалась самая верхняя часть. Но тут уж надо ставить стул на стул. Делать нечего, пришлось пойти и на это.

Пыхтя и обливаясь потом, дрожа от страха сверзиться, Сату Халович обследовал до самого потолка правую стену, левую, заднюю. И только тут, вспомнив, какой вид имели фотографии, которыми его шантажировал Бирка, он понял, что, конечно же, глазок камеры вмонтирован в передней стене, вероятно, над дверью, против письменного стола. Пододвинув стулья к двери, дрожа уже не только от страха, но и от нетерпенья, Ханбеков полез вверх. Здесь нет. Здесь тоже ничего… Вот! Наконец-то! Маленький, в копейку размером, глазок, наставленный прямо на стол. Сату Халович вынул из кармана листочек бумаги, оторвал уголок, послюнявил и заклеил наглого соглядатая. Хотел тихонько спуститься, но от волнения вдруг сделал какой-то неосторожный поворот, неустойчивый верхний стул вильнул из-под ног, и Ханбеков полетел на пол! Раздался невообразимый грохот… В приемной вскочила перепуганная Непси, своим ключом отперла дверь и хотела ее открыть. Но не тут-то было. Стулья и поверженное тело начальника не давали это сделать. Ей удалось лишь немного приоткрыть дверь.