Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— Какой ужасный язык, — болезненно поморщился шейх. — И потом — ты почему читаешь таким радостным голосом?! — вдруг вспылил шейх.

— У меня не радостный голос, а просто взволнованный, — взмолился Бирка.

— Ну, уж дочитывай! Добивай мое кровоточащее сердце…

— Фишер редко проигрывает, — с опаской продолжал мюрид. — За два года, предшествовавшие этому матчу, он проиграл лишь четыре партии. Но ни в одной из них и никогда в жизни Фишер не был нокаутирован так сокрушительно, как вчера. Теоретический вывод из этой партии может быть сделал такой: «Руки прочь от пешки 2!»

С улицы послышался говор, дверь распахнулась, и в шашлычную вошли два старых чеченца. Под мышкой у одного из них были шахматы.

— Братцы! — воскликнул старик с шахматами. — Вы слышали, как Спасский разгромил этого хвастунишку? О, по такому случаю нельзя не выпить! Вы сегодня выполните свой месячный план. Весь аул побывает у вас, чтобы выпить за такое дело. Приготовь-ка нам шашлычок понежней, дай хорошего вина, а я пока расставлю шахматы.

Святой шейх, с ненавистью взглянув на вошедших, удалился жарить шашлык.

Старик расставлял шахматы и восторженно приговаривал:

— Ах, этот четырнадцатый ход — отскок конем! Что за прелесть!..

Вечером, снедаемый любовной жаждой, святой шейх сел в свою «Волгу» и помчался в Тийна-эвл.

Первое время, когда Жума обратил свой пристальный взгляд на Куржани, особенно после того, как он показал ей фотографию, на которой Ханбеков обнимал свою секретаршу, она была к нему беспредельно благосклонна, и все неудачи своих сектантских дел шейх забывал на любвеобильной груди Куржани. Но, увы, это длилось недолго. Видимо поняв, что дела Жумы становятся все хуже, что они все бесперспективней, красотка переменилась к святому. В его последний приезд она была с ним совершенно холодна. Это, конечно, лишь еще больше распаляло его страсть. Могущественный владыка божьих будильников не мог допустить, чтобы после того, как им пренебрегла Тумиша, теперь от него отвернулась бы и Куржани. Он мчался в Тийна-эвл с самыми решительными намерениями…

Спрятав машину в придорожных кустах на окраине аула, он направился к дому капризной возлюбленной.

Куржани не удивилась ночному гостю. Она впустила его, но провела не в комнату, а на кухню. Там открыла холодильник, достала бутылку кефира, поставила ее перед шейхом и спросила:

— Чего тебе надобно, старче?

— Я люблю тебя! — выпалил святой. — Я не могу без тебя жить. Бежим отсюда!

— Ха, — презрительно засмеялась Куржани. — Все это ты уже говорил Тумише, а потом взял и поджег ее дом.

— Да, да! Не отрицаю, так было. Но это ошибка…

— Что ошибка — твоя любовь к Тумише или попытка отправить ее на тот свет?

— И то и другое. Хотя своей изменой она заслужила смерть, но я осуждаю тактику индивидуального террора. Все это произошло лишь потому, что в ту пору аллах спал. Ты посмотри, какое жаркое лето.

— Хорошо. Положим, я соглашусь с тобой бежать. Но вдруг завтра аллах опять заснет. И где гарантия, что тебе сразу же не захочется зажарить и меня?

— Ах, ты упрощаешь, вульгаризируешь!

— Нет, Жума, нет. Ешь, раб божий, кефир и отправляйся. Мне завтра рано вставать. Ведь меня уже приняли в совхоз работать помощником бухгалтера.

— Помощником бухгалтера! О небо! Да у меня ты будешь королевой!

— Я не хочу быть королевой божьих будильников. Лучше маленькая рыбка, чем большой таракан.

Жума налил себе кефира, сделал два глотка, вытер губы, закрыл крышечкой бутылку и опустился на колени перед Куржани.

— Умоляю!

Куржани заметила, что из-под задравшейся штанины шейха видна бирка с номером.

— Что это? — с искренним интересом спросила она.

— Это напоминание об одном моем чудесном избавлении от преследователей и гонителей. Я не снимаю его. Это как талисман.

Вдруг он вскочил, распахнул на женщине халат и стал бешено целовать ее плечи и грудь. Она довольно вяло сопротивлялась, и это придавало ему энергии. Неожиданно его губы наткнулись на что-то твердое.

— Что это? — он отшатнулся.

— Как что? Родинка, — тотчас ответила она, поспешно запахивая халат.

— Я никогда ее здесь не видел у тебя.

— Здравствуйте, спроси у Ханбекова, он подтвердит, что она всегда была у меня здесь. Даже может выдать справку с круглой печатью. Ох, уж эта старички! Везет мне на вас…

Святой шейх снова было бросился со своими лобзаниями, но женщина усталым жестом остановила его:

— Хватит. Ты можешь тут сидеть хоть всю ночь, а я пошла спать. В холодильнике есть еще кефирчик. Можешь воспользоваться. В твоем возрасте и в твоем святом сане это полезно.

Она ушла. Жума не знал, что делать. С отчаяния он прикончил кефир. Потом стал мыть под краном бутылку, и тут его осенило внезапное решение…

Он осторожно снял ботинки и крадучись пошел в комнату Куржани. Дверь не заперта. Огляделся в сумраке. Куржани лежала на постели поверх одеяла в халате. «Мое присутствие помешало ей раздеться», — подумал шейх. Женщина крепко спала. Жума осторожно подошел, легонько тронул ее. Она не просыпалась. Тогда он приступил к действиям. Медленно просунул руки под спящее тело, поднял его и понес к выходу. Был момент, когда ему вдруг показалось, будто Куржани приоткрыла один глаз, что она не спит, но это он тотчас же отнес за счет своей мнительности, слабеющего зрения и темноты. С драгоценной ношей на руках шейх вышел на лестничную площадку. Поддерживая спящую коленкой, освободил правую руку и на всякий случаи перерезал телефонный кабель в квартиру. Снова подхватил спящую обеими руками и пошел вниз по лестнице. Выйдя из подъезда, зачем-то еще раз посмотрел на дом, словно прощаясь с ним, столько времени хранившем предмет его блаженства и страданий. Слева от входной двери висел большой эмалированный номер. Крупными и четкими буквами на нем было выведено: «Благоуханная улица, дом 2Б». Бессознательно взгляд Жумы почему-то задержался на несколько мгновений на этом «2Б»…

Вроде бы никем не замеченный, он добрался до своей черной «Волги», положил на заднее сиденье живую ношу и дал полный газ…

Машина летела пулей по горным ночным дорогам, и сердце Жумы ликовало. Наконец-то хоть здесь он добился удачи! Куржани с ним, она его пленница, его раба!.. Но почему-то, как стеклышки в свете фар, в его мозгу время от времени тревожно вспыхивало: 2Б… 2Б… 2Б… «Чего это ко мне так привязался номер ее дома?» — недоумевал шейх. Он тряс головой, видение исчезало, но через некоторое время снова: 2Б… 2Б… 2Б…

Когда он проехал километров сорок, услышал сзади легкий шум. Оглянулся. Его догоняла белая «Волга». В ликующем сердце святого шейха взыграл спортивный азарт. Он прибавил скорости и во весь голос сказал: «Посмотрим, какой конь быстрее, белый или черный!» И едва он это произнес, как в его уме закрутилась карусель: «Белые и черные… Белые и черные… Отскок белого коня… 2Б… 2Б… 2Б… Отравленная пешка на b2… Черный ферзь полакомился добычей и улизнул… 2Б — b2… 2Б — b2…»