Нурдин Музаев - В долине Аргуна

Впереди замаячило что-то белое. Пригляделись — опять та самая «Волга»!

— Что за черт! — снова не сдержался святой и повернул машину назад.

Проехав километра три и ясно понимая, что преследователи висят на хвосте, Жума опять сошел с дороги и погнал по лесу. Но минут через двадцать сам едва не наехал на милицейскую машину, притаившуюся в кустах. Повезло: задние колеса противника провалились в какую-то яму или нору, и машина не смогла тотчас броситься в погоню. Ушли. Но теперь это повторялось все чаще и чаще: уходили от преследователей, казалось бы, уже совсем — их не было видно, не было слышно никаких звуков погони, и вдруг как из-под земли снова вставала поперек пути синяя милицейская машина или белая «Волга».

Святой взмок. Мюриды молчали. Куржани била ногами то Усмана, то Жебира.

— Только бы выскочить на трассу Москва — Баку, — шептал шейх. — Только бы добраться до Мескер-Юрта… Там есть свои люди… Верные люди…

Снова совершенно неожиданно впереди появилась белая «Волга», и снова благодаря великолепному мастерству святого за рулем удалось скрыться.

— Не могу понять, как им удается находить нас! — досадливо воскликнул Жума. — Ведь скоро у нас кончится бензин.

— О мудрейший! — сказал Бирка. — Может быть, машин не две, а много?

— Нет, их всего две. И они находят нас так легко, словно мы сообщаем им по радио о своем маршру…

Жума осекся. Вдруг страшная догадка поразила его.

— Жебир! — крикнул он через плечо. — Распахни у нее на груди халат!

— Что ты сказал, почтеннейший? — промямлил Жебир.

— Распахни халат, говорю!

— Не смею, повелитель…

— Бирка, распахни!

Бирка повернулся назад и наклонился через спинку к женщине. Она изловчилась и связанными коленями ударила его снизу в подбородок. Лошадиные зубы мюрида посыпались на пол. Он застонал, но не оставил Куржани. С помощью Усмана и Жебира все-таки удалось распахнуть халат.

— Есть у нее что-нибудь на груди? — остервенело бросил Жума.

— Оинка, — прошамкал беззубым ртом Бирка.

— Родинка?

— Ва.

— Сорви ее!

Бирка вцепился пальцами в темное пятнышко и рванул его. Пятнышко отскочило. Он протянул его Жуме. Так и есть! Это вовсе не родинка, а миниатюрный передатчик. Он посылает в эфир радиоимпульсы, по которым преследователи и находят сектантов.

— Проклятье! — прорычал Жума. — Мы запеленгованы. Значит, все-таки и моя пешка была отравлена и ее нельзя было брать. Аналогия полная!

Бирка опять подумал, что шейх свихнулся.

Уже почти совсем рассвело. Стало далеко видно.

— Никогда, братья, не берите пешку на 2Б, — устало бормотал шейх. — Ах, как бы я сейчас хотел рокироваться! Моя позиция растерзана…

На этот раз белую «Волгу» все увидели издалека. Как и при первой встрече, она медленно шла на машину сектантов. Некоторое время Жума, как и в тот раз шел лоб в лоб. Но дух его был надломлен изменой Куржани, длительностью погони, отчаянностью положения. Свернуть с дороги было нельзя — с обеих сторон ужасная чащоба. Жума развернулся и поехал назад. «Волга» шла сзади, не прибавляя скорости. Это было удивительно и страшно. Но скоро все прояснилось: впереди возникла милицейская машина. Она тоже не спешила, она медленно шла навстречу. Жума выключил мотор.

Бирка распахнул дверцу.

— О повелитель, бежим!

— Посмотри вокруг, слепец, — печально ответил шейх.

Из-за деревьев, из-за кустов по обе стороны дороги выходили люди. Они приближались к машине. Это были милиционеры и комсомольцы совхоза во главе с Салманом.

Бирка выскочил из машины.

— Граждане! — закричал он на весь лес, отчаянно шепелявя. — За рулем сумасшедший. Мы попросили его подвезти, а он погнал машину по лесным проселкам. Помогите! Его надо немедленно обследовать…

— Обследуем, обследуем, — сказал лейтенант милиции, подходя. — Только прежде позвольте на вас надеть наручники. О, да вас четверо! А мы рассчитывали только на двоих. Придется для остальных ограничиться отрезанием пуговиц на штанах…

Сектанты вышли из машины. Бирке и Усману, видимо, как более молодым и опасным, надели наручники, а Жуме и Жебиру лейтенант с удивительным проворством и ловкостью срезал все пуговицы.

— Я ожидал всего, но только не этого, — святой шейх разрыдался и прижал руки к лицу. Штаны упали. Жебир кинулся было поднять штаны учителя, но от этого благородного движения его собственные штаны молниеносно соскользнули на землю.

Над округой словно взошли две полных луны, и в лесу стало совсем светло…

Святой шейх делал зарядку. Выбрасывая руки вперед, он приседал, стараясь не отрывать пятки от пола.

— Раз, два, три, четыре… Раз, два, три, четыре…

Теперь надо заняться укреплением брюшного пресса. Ляжем на коврик и будем поочередно поднимать то ноги, то туловище.

— Раз, два, три… Раз, два, три… Раз, два…

Шейх замер с задранными ногами. В коридоре послышались шаги, легко громыхнуло окошко в двери, и знакомый голос произнес:

— Заключенный Хушпаров! Письмо!

Шейх вскочил с коврика и бросался к окошку.

— Опять без марки, — сказал тюремщик. — Объясните вы им, что без марки можно слать только в армию. Или они думают, что вас мобилизовали? И на этот раз мне пришлось выложить из своего кармана десять копеек.

— Спасибо, гражданин тюремщик. Спасибо, добрая душа, — любезно закивал головой Хушпаров. — Сегодня у меня свидание, и мне принесут деньги. Я вам отдам.

— Уже семьдесят копеек.

— Да, я знаю. Я делаю узелки на бороде. Обязательно отдам.

Письмо было от Абдулрешида.

«Солнцеликий! — писал старик. — Из-за моей затянувшейся болезни мне долго не говорили, где ты и что с тобой. От меня скрыли и то, что суд над вами был здесь, в Тийна-эвл, в клубе. Ко мне приходил какой-то любознательный человек и все расспрашивал о тебе. Только потом я понял, что это был следователь. А теперь, благодарение аллаху, я совершенно выздоровел, и мне рассказали всю правду. Пять лет это не так много. Мне говорили, что в наших тюрьмах очень уютно, весело, хорошо кормят, некоторые там приобретают специальности и даже кончают заочно институты. У тебя, насколько мне известно, незаконченное высшее образование. Так не употребить ли эти пять лет на то, чтобы завершить его? Во всяком случае возможность у тебя для этого теперь есть, и я тебе в этом смысле даже завидую, ибо сам, как видно, так и умру с тремя классами медресе…»

— Старый дурак! — зло выругался шейх. — Он мне еще завидует!

Но Хушпаров напрасно ругался, злился и гневил аллаха. После той жизни, которую он вел в последнее время, жизни, полной неустроенности, тревог и риска, он действительно попал в прекрасные условия: тишина, покой, полная безопасность. Благодаря еще кое-каким сохранившимся связям ему удалось получить место в одной из лучших тюрем республики, а по счастливой случайности ему представили самую лучшую камеру, какая только была в тюрьме. И в самом деле камера на славу. Светлая, теплая, просторная, с прекрасным видом на Эльбрус. В редком санатории вам могут предоставить нечто равноценное. И все-таки Жума был недоволен. Каждый раз, когда он взглядывал на белоснежную вершину Эльбруса, из глаз его катились слезы…