Нурдин Музаев - В долине Аргуна

— Сату Халович! Что случилось? Вы живы?

Ханбеков молчал. На шум сбегались сотрудники райисполкома. Они навалились на дверь, и им удалось открыть ее. Когда вошли в кабинет, глазам предстала невероятнейшая картина: завсельхозотделом лежал на полу у двери между двух непонятно как и зачем оказавшихся здесь стульев… Ханбекова подняли и положили на диван.

— Сату Халович, вы живы? — все допытывалась секретарша, поднося стакан с водой.

— Жив, жив, — наконец отозвался Ханбеков, открывая глаза.

— Что случилось?

— Ничего. Я просто споткнулся о стул.

Все недоуменно переглянулись.

Сату Халович попил воды, сел и попросил всех удалиться, кроме Сапарбиева. Ему он откровенно рассказал о том, что произошло. Али вначале не хотел верить. Ханбеков предложил ему удостовериться. Поставив стул на стул, он полез. Увиденное так его поразило, что он тоже не устоял и грохнулся со стула. В кабинет опять сбежались сотрудники. Они еще более поразились, когда их взорам явилась та же самая картина, только на месте председателя теперь лежал его зам… Успокоенные Ханбековым («Он тоже споткнулся о стул»), сотрудники все же думали: «Чья следующая очередь?»

— Не ожидал, никак не ожидал! — воскликнул Сапарбиев, когда они остались с Ханбековым одни. — После этого нет ничего удивительного, что Жуме всегда удается так ловко ускользать от нас. Ведь, оказывается, он был и на панихиде Тумиши!

— Да, — печально покачал головой Ханбеков, — он следит за нами, знает все наши намерения, а кроме того, ему действенно помогают все сектанты нашего района.

— А может быть, даже и райисполкома, — многозначительно проговорил Али.

Ханбеков покраснел, глаза его растерянно забегали.

— Ты подозреваешь меня? — наконец прямо спросил он. — Ты же видишь, что они установили наблюдение и за мной.

— Это не спальня твоя, а служебный кабинет, где кроме тебя бывает много разного народа, проходят совещания, ведутся деловые разговоры…

— Если подозреваешь, почему молчал до сих пор?

— Тут дело деликатное. Ведь я твой заместитель, и всегда найдутся люди, которые будут говорить, что я подсиживаю тебя, хочу сесть на твое место.

— Конечно, ты скоро сядешь на это место, — Ханбеков указал на свое кресло. — Мне пора на покой, я это вижу сам. Но прежде чем я уйду, я, как уже говорил тебе, помогу поймать Жуму. Ведь я знаю его и в лицо и по повадкам гораздо лучше многих. Он не раз приходил ко мне то с одной, то с другой просьбой. Я помогал ему строиться, помогал купить машину… Не отрицаю.

— Хорошо, что не отрицаешь. Но поймать Жуму сейчас особенно трудно: после панихиды он как вспугнутый вверь — настороже. Я знаю, что есть, правда, один довольно хитрый и тонкий план… — Сапарбиев в раздумье замолчал.

— Не можешь мне этот план доверить? — оскорбленно спросил Ханбеков.

— Нет, теперь, после того, как ты сам показал мне этот глазок и выражаешь намерения помочь поймать Жуму, могу сказать, — ответил Али. — Видишь ли, какая штука. После всех событий последнего времени, после того, как Тумиша выгнала Жуму из дома, затем разоблачила его банду, наплевала на священный брак с ним, — после всего этого Хушпаров проклял ее и внезапно — может быть, это своего рода защитная реакция против неудачи — самым роковым образом воспылал страстью к известной тебе Куржани…

— Куржани? — оторопел Сату Халович. — К той Куржани…

Он хотел сказать: «К той Куржани, которую сам же хотел видеть моей второй женой?», но вовремя спохватился и замолчал.

— Да, именно к той, — пугающе многозначительно сказал Сапарбиев. — Он шлет ей бесконечные любовные письма, которые отправляются из разных пунктов республики, и даже несколько раз наведывался к ней на здешнюю квартиру. Она живет, как ты, может быть, знаешь, — Сату показалось, что Али усмехнулся, — недалеко отсюда на Благоуханной улице, дом 2Б. Это ему удавалось делать совершенно беспрепятственно и безнаказанно, так как он появлялся внезапно и был, вероятно, заранее уведомлен кем-то, что Куржани одна и что обстановка в доме вообще благоприятна. В связи с этой его, должно быть, неотступной страстью и возник план…

В одном из самых дальних и тихих аулов Чечено-Ингушетии несколько дней назад открылась шашлычная. Она работала великолепно. Шашлыки готовились отменно, хорошее вино к ним имелось всегда, а кроме того, в шашлычной чисто и уютно. Но этого мало. Здесь к тому же работал телевизор, и в любое время можно было почитать свежие газеты. А на одну из стен приклеивались газетные вырезки с наиболее важными новостями. Особое место занимали вырезки статей, рассказывающих о хода матча на первенство мира по шахматам.

Жители аула были в таком восторге от нового культурного центра на родной земле, что никто даже не поинтересовался, по чьему распоряжению открылась шашлычная, кто ее снабжает продуктами, кому она подведомственна.

Всех очаровал заведующий шашлычной — говорливый, предупредительный, проворный Сафар. Все восхищались и мастерством шашлычника, хотя его очень редко видели и никто не знал его имени.

Читатель, конечно, не удивится, если мы сообщим ему, что под именем Сафара скрывался Бирка, а роль шашлычника играл сам святой шейх. После всех драматических событий, происшедших в Тийна-эвл, они вынуждены были укрыться здесь, чтобы переждать лихие времена. Даже тайная пещерная резиденция в горах стала небезопасна. Ее пришлось временно законсервировать и оставить.

При попустительстве местных властей в роли шашлычников можно было некоторое время прожить неплохо и вполне безопасно. Можно даже исподволь вести среди посетителей свою сектантскую пропаганду с прицелом на создание местной общины. Но Жума, увы, не знал покоя. Он действительно воспылал страстью к Куржани…

В этот утренний час посетителей еще не было, и Жума с Биркой сидели за одним из столиков, читали только что принесенные газеты. Больше всего и прежде всего их интересовал, конечно, шахматный матч. После десяти партий счет был 6,5 : 3,5 в пользу претендента, и это их радовало, вдохновляло, внушало уверенность в то, что аллах, несмотря на неудачи, постигшие секту, все-таки не спит. Но вот вчера поздно ночью они услышали по радио, что одиннадцатую партию Фишер проиграл. И как! Сдался на 32-м ходу! Жума всю ночь плохо спал. Этот проигрыш мог быть очень дурным предзнаменованием. Шейх едва дождался, когда принесли газеты. Он принялся лихорадочно перебирать их одну за другой.

— Читай, Бирка, — шейх протянул мюриду газету со статьей гроссмейстера Хлора «Облава на черного ферзя», изнеможденно откинулся на спинку стула, смежил веки.

— Первые десять ходов, — загундосил мюрид, — партнеры сделали в молниеносном темпе, повторив начало седьмой партии. На десятом ходу чемпион мира сыграл по-новому…