Адриан Пласс - Сокровенный дневник Адриана Пласса (37 и ¾ лет от роду)

— Элси, я хочу кое-что тебе сказать — и хочу, чтобы ты запомнила это навсегда. Обещай, что никогда не забудешь того, что я сейчас тебе скажу.

Глаза Элси засияли.

— Ну конечно, Джеральд! Обещаю, что никогда этого не забуду!

— Ну, тогда… — Джеральд немного помолчал. Вернон перестал ковырять в ухе.

— Что, Джеральд? — глаза Элси были распахнуты до предела.

— Я хочу, чтобы ты знала, — продолжал Джеральд грудным, вибрирующим голосом, — что анаграмма словосочетания «любовь-морковь» — «боль в мою кровь». Никогда, никогда этого не забывай!

Когда мы с Энн собирались уходить, вся их группа (включая Уильяма, к которому каким-то сверхъестественным образом вернулось хорошее настроение) с удвоенным рвением приступила к исполнению очередного эпилептического припадка в музыкальной обработке, так что всё снова было более-менее нормально.

По дороге домой спросил у Энн, как ей удалось так быстро расшевелить Уильяма.

— А-а, — сказала она. — Я просто сказала ему, что если он вложит в свою музыку всю растревоженную и невостребованную страсть, которая кипит в его душе, то станет самым настоящим христианским Оззи…

— Это кто ещё такой?

— А ещё я ему сказала, — продолжала она, — что на его месте плюнула бы на всё, всерьёз занялась музыкой и была бы даже рада, что Элси ушла, особенно потому что на самом деле она никогда его не понимала. Вот.

— А кто такой Оззи?

— Знаешь, милый, спроси потом у Джеральда. Он лучше во всём этом разбирается.

Вечером спросил у Джеральда.

— Мама имела в виду, что Уильям когда-нибудь сможет прорваться на большую сцену в хэви-метале, — объяснил он. — Хотя я лично не думаю, что он достигнет уровня «Вампира из преисподней».

Прорваться на большую сцену в хэви-метале? Уровня «Вампира из преисподней»? Может быть, мы все потихоньку сходим с ума??? Ладно. В любом случае, теперь у Джеральда есть девушка, так что он явно не голубой.

(Не то, чтобы я когда-нибудь его в этом подозревал).

(Не то, чтобы я относился к гомосексуалистам с предубеждением).

Позвонил Леонарду и договорился встретиться с ним в обеденный перерыв (в кафе, а не в баре!). Чтобы не начинать сразу с разговора насчёт спиртного на вечеринке, спросил у него, понравилась ли ему воскресная проповедь. Он явно был польщён — его нечасто просят высказать своё мнение. Ну и, конечно, перестарался. Солидно откинулся на спинку стула, сложил вместе пальцы обеих рук и постарался принять глубокомысленный вид.

— Знаешь, в воскресенье я сидел практически на первом ряду.

— Ну?

— Так что, когда Эдвин проповедовал, я был совсем рядом…

— И что?

— … и сделал нечто такое, что до сих пор мне никогда не удавалось.

— И что же?

— Сосчитал у Эдвина зубы. У него их тридцать шесть.

Тинн меня просто поражает. Жаль, что в такой большой голове так много места пропадает зря. Не выдержал и прямо спросил его, как он собирается остаться трезвым в пятницу на вечеринке. Леонард обожает вечеринки.

— Что ж, — сказал он, — как раз недавно мама нашла для меня алкоголь совершенно без пива. Принесу себе пару бутылок. Зачем нам, трезвенникам, смущать всех остальных?

Только придя вечером домой, сообразил, что он сказал. Алкоголь без пива? Очень надеюсь, что он хотел сказать наоборот. Пусть так оно и будет! Ну, пожалуйста!

(Не то, чтобы я думал, что в этом нет ничего предосудительного).

(То есть в гомосексуализме).

Сегодня не до дневника. После работы надо будет закупить всё для вечеринки, пока народ не пришёл на домашнюю группу. Не хочется оставлять всё на завтра. Только что звонила Норма Твилл. Сказала, что сегодня у неё собеседование на кондитерской фабрике, куда она пытается устроиться, и попросила за это помолиться. Пообещал, что непременно помолюсь, но только попозже, потому что сейчас надо бежать на работу.

Во время группы произошло такое, что и записывать-то стыдно. У дяди Ральфа одно-единственное оправдание: он не знал, что у нас в гостиной как раз идёт молитва. Только мы принялись за колено Дорины Кук (то есть, не схватились за него, а начали за него молиться), как внезапно дверь в прихожую приоткрылась, в щель просунулась рука, в которой болталась пара пластмассовых глянцево-розовеньких женских ножек, и чей-то голос произнёс с опереточным французским акцентом:

— Voluez-vous jig-a-jig?

Энн молниеносно вскочила, вытолкнула руку назад в прихожую и скрылась вслед за нею, плотно прикрыв за собой дверь.

Из-за двери послышалась короткая, но яростная словесная перепалка, которая велась приглушённым шёпотом, а затем всё смолкло. Почти на сто процентов уверен, что ножки заметили все до одного. А уж голос точно был слышен всем, в этом я абсолютно не сомневаюсь.

Возникло неловкое молчание. От стыда не смел поднять глаза, а на лице у меня, наверное, можно было поджарить яичницу.

После этого сосредоточиться на колене Дорины Кук было довольно сложно. Через пару минут Энн вернулась и извинилась за дядю Ральфа. Сказала, что в наказание оставила его без ужина и отправила спать. Все кроме четы Флашпулов засмеялись и сказали, что ничего страшного не произошло, но было видно, что народ всё ещё пребывает в лёгком шоке.

А что, если на вечеринке он устроит что-нибудь похлеще?

Когда все стали расходиться, Норма Твилл отозвала меня в сторонку и радостно прошептала:

— Я всё-таки получила ту работу!

— Работу? Какую работу? — не понял я. Её лицо вытянулось.

— Ну как же, ту самую! За которую ты сегодня молился! Меня взяли! Поставили на бело-розовый зефир. Я просто хотела сказать тебе спасибо.

— Ах, вот ты о какой работе! — бестолково заторопился я. — Ну, конечно же, теперь я понял! Поздравляю, поздравляю! Молодец! Рад за тебя.

— Это тебе спасибо, — улыбнулась Норма. — Я уверена, что твои молитвы очень помогли.

Может, кто-нибудь другой и сказал бы ей правду, но мне до такой зрелости ещё расти и расти.

— Да нет, что ты! — скромно запротестовал я. — Я, собственно, не сделал ничего особенного. Абсолютно ничего!

Вечером меня окончательно замучила совесть. Рассказал обо всём Энн.

— Может быть, впредь тебе не стоит так легко давать обещания, — сказала она. — Но сейчас можешь успокоиться, может ты и не молился, но зато молилась я. Так что ты мне должен полчаса молитвы.

Какая она всё-таки хорошая! А дядя Ральф всё такой же старый пошляк. А я всё такой же великовозрастный осёл. И что это нас дёрнуло устроить вечеринку? Вот бы узнать, как там Китти. Но спрашивать, честно говоря, не хочется.

Ночью мне приснился сон совершенно непечатного содержания, несомненно, спровоцированный словами Нормы Твилл о бело-розовом зефире. Сон был такой яркий, что я уж совсем было решил рассказать о нём Энн. Но потом передумал и не стал ничего рассказывать.