Елена Цугулиева - Эстеты из Кукановки

— Правильно, — сказал Канарей. — Есть такой. Вернее, будет. На днях ждем его сюда. А о себе расскажем все как есть.

Вот короткое изложение этой истории. Она сокращена за счет исключения вздохов, междометий и излишне крепких слов.

Недалеко от города Безрыбинска, вверх по течению реки Стеклянной, стоял химический комбинат. Он вырабатывал красители, а все отходы отправлял в реку Стеклянную.

А люди, купавшиеся в реке, приобретали несвойственную человеческой коже окраску, в зависимости от того, какого цвета краску вырабатывал в тот день комбинат.

— А чего же вы лезли в крашеную воду? — резонно спросил Арсений.

— Так ведь кто его знал! — сказал зеленый человек, прозванный Огурчиком. — Идешь купаться — река чистая. Лезешь, естественно, в воду. Плаваешь себе спокойно. И вдруг… трюх! Тебя накрывает волна какого-нибудь цвета. И готово, ты окрашенный.

— Но надо было протестовать, добиваться, писать в газету! — горячо сказал Арсений, прослушав рассказ до конца.

— Пытались! — махнул оранжевой рукой Апельсин. — Писали во все инстанции. Ничего не помогло. Заплатит директор штраф из государственного кармана и опять за свое… Мы вот, все шестеро, встретились в редакции городской газеты, куда каждый принес свое заявление. Ну, горе сблизило нас, решили вместе ехать отдыхать. Говорят, на миру и смерть красна.

— И очень стойкая эта краска?

— Хоть зубами грызи! — горько сказал Василек. — На ткани она не очень-то держится, а на человеке — вроде бы ты в этой шкуре родился. Вот хожу, мерцаю, пугаю добрых людей.

— По секрету скажем вам, — добавил канарей, — мы приехали сюда не просто так. Мы узнали через соответствующие организации, что сюда должен приехать директор комбината Белкин. Вот здесь и состоится наша с ним встреча.

— Вы что, — испугался Арсений, — убить его хотите?

— Нет, нет. Мы не душегубы. Мы другие меры примем, — сказал Незабудка. — Жив-здоров останется. Хотя, если по справедливости, лучше бы он здесь утонул. Он нас из кабинета выгнал да еще издевался, мол, жалуйтесь куда хотите, я вас не боюсь, я за эту краску премию получил.

…И действительно, через два дня после этого разговора на пляже появился новый отдыхающий: дородный, важный гражданин в шелковом белом костюме. Но, как нарочно, на лежбище разноцветных в этот день было пусто. Канарей и его приятели не явились. Новичок загорал в гордом одиночестве, подставляя солнечным лучам свою белую жирную спину, пышные дебелые плечи и остальные части тела, такие же пухлые и холеные.

…На следующее утро в центральное отделение милиции этого курортного города, отдуваясь и дрожа от волнения, прибежал этот самый пухлый и розовый гражданин. Он, потеряв всю важность и достоинство, заикаясь и путаясь в самых простых словах, сделал заявление дежурному о том, что на него, Александра Семеновича Белкина, вчера вечером было совершено бандитское дерзкое нападение.

— Конкретно, в чем выразилось нападение? — спросил дежурный. — Вас ограбили?

— Н-нет, — заикаясь ответил Белкин.

— Избили? Убили?

— И не избили и не убили.

— Так в чем же дело? — Дежурный уже начал сердиться.

— Они… они, — хлюпая носом, бормотал Белкин, — они… меня… выкрасили.

Уже немолодой, видавший всякие виды дежурный от изумления приподнялся на стуле.

— Вы это что? Как выкрасили?

— Так. Обычным способом. Кистями и краской. Все тело.

Дежурный внимательно посмотрел в лицо посетителю и понял, что тот не шутит. В нем заговорило вполне понятное любопытство.

— Это я должен проверить. А ну, предъявите, то есть предъявитесь, — скомандовал он. — Ну, не понимаешь, что ли? Скинь одежду. Валяй, ничего. Женщин тут нет. Впрочем, трусы можешь оставить.

Когда толстяк сбросил свое одеяние, дежурный не удержался и взвизгнул от восторга: вся кожа посетителя была покрыта блестящей густо-фиолетовой краской. Он был похож на большой, толстый баклажан.

— Ну, допустим, — сказал дежурный. — Допустим, я вам верю, что вы не сами выкрасились. Но почему вы не пришли тотчас же после нападения?

— Я… пробовал… отмыться, — проплакал толстяк. — До утра провозился, и без толку.

— Послушай, браток, — сжалившись над ним, сказал дежурный, — попробуй-ка ты керосином. А то вот, говорят, ацетон…

— Не поможет, — безнадежно махнул рукой толстяк. — Я уже понял, в чем дело. Эта краска повышенной стойкости. На моем комбинате вырабатывается. Мы за нее и премию получили. А я директор этого комбината.

— Так чего же тебе от нас надо? От милиции? У нас ведь не химчистка. Химчистка на улице Рабиндраната Тагора, восемь.

— Я… лучше… на вокзал, — пробубнил директор химкомбината. И начал одеваться. — Домой. Там доотдыхаю…

Дойдя до двери, он обернулся.

— Вот еще мне засунули в карман какую-то непонятную записку. Он положил на стол перед дежурным смятую бумажку. На ней печатными буквами было написано:

«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Причем слово «фазан» было подчеркнуто.

Дежурный в недоумении поднял глаза на посетителя. Но того уже не было в кабинете.

В пятницу к Василию Фомичу Лихопятову подошел сослуживец Федор Николаевич Коржиков:

— В воскресенье — у меня. Сразимся в профчик по маленькой. С тобой как раз четыре.

Василий Фомич потер затылок.

— Хорошо бы… Да супружница вот… Заест, если узнает.

— Эка! — изумился Коржиков. — Впервой, что ли? Скажи, что на рыбалку едешь. Подкожные-то есть? Купишь рыбки и преподнесешь. Еще расцелует. Только не забудь удочки и ведерко.

В воскресенье с утра компания преферансистов засела за солидную пульку. Играли классическую, с «распасовкой», «разбойником» и прочими деталями, украшающими эту завлекательную игру.

Василий Фомич играть умел и любил. Но на сей раз ему чертовски не везло. Не шла карта — и все тут. К тому же, сев на мизере, он вспомнил по ассоциации, что жена все же дома ждет его с уловом, и четыре взятки, полученные на мизере, это плохая компенсация.

— Федя! — сказал он хозяину. — А ведь надо рыбкой запастись. Пойду я, пожалуй, а то магазин закроют.

— Чепуха! — отмахнулся Коржиков, которому везло. — Не ломай игру. Втроем — какая это пулька! Мы вот Игоряшку пошлем.

— Игорек, топай сюда…

Игоряшке дали ведерко и деньги с наказом купить полтора кило свежей рыбы, помельче, и ни в коем случае не половинок. Ему пообещали дать «командировочные» на кино и на мороженое, и мальчик умчался.

Наконец, пошла карта Лихопятову. Играть стало веселее, о рыбе он больше не вспоминал. Сыграл мизер, сыграл восьмерную, посадил дважды своих партнеров. Потом повезло на «темной», и он, подсчитав в уме, порадовался: был в небольшом выигрыше. Сидели всю ночь.