Елена Цугулиева - Эстеты из Кукановки

— Вам, ребята, именные часы и грамоты, — пророчествовал он, — а Тихону денежную премию.

Лепилкин заволновался и написал:

«Почему это? Мне, как всем. Тже хчу чсы…»

— Мало ли что «хчу»! — стоял на своем Батыгин. — У нас порядок такой. Каждый будет получать ценный подарок из рук председателя горисполкома и толкать ответную речь с обязательствами. А ты что? Будешь свой пасьянс раскладывать и председателю в нос карточки тыкать? Нечего сказать, чудный натюрморт. Да нас всех там обсмеют… Ну давай, ребята, перерыв кончился.

Но накануне сдачи объекта произошел интересный случай.

Хватился вечером Васька-сантехник — сигарет нету. Забыл он их в пятом корпусе, где раковину привинчивал.

— Придется бежать туда, — сообразил Васька. — Больше нигде не достать. Ларек уже закрыт, а ребята все ушли в кино.

Когда он подходил к пятому корпусу, навстречу ему из парадного вышел Тихон Лепилкин. В руках у него была здоровенная клеенчатая сумка.

— Приветик, апостол! — крикнул Васька. — Что тащишь в клювике?

Тихон вздрогнул, но, узнав Ваську, осклабился и, вытащив из сумки одну карточку, показал ее Ваське.

— А, разговорники! Скоро ты их на тележке будешь возить, — хихикнул Васька и вошел в подъезд. Но, найдя сигареты на подоконнике, он вдруг задумался. Ему отчетливо вспомнилась фраза, написанная на лежавшей в сумке сверху карточке. Эта фраза теперь стояла у него перед глазами.

— Вот это да! — выдавил Васька. — Из какой же серии у него эта карточка была? Требуется дополнительная проверка.

И он двинулся по следам молчальника.

А тот неторопливо подходил к старым жилым домам рабочего поселка. Вошел в первый же подъезд. Поднялся на третий этаж. Позвонил. Ему открыли. Тихон сунул под нос открывшему карточку.

Потом наступила пауза. Хозяин квартиры читал карточку. Потом он сказал:

— Что ж, если не сдерешь шкуру, то надо бы. Давай начинай. Сегодня не успеешь — завтра доделаешь. Как раз к празднику.

Когда за Тихоном закрылась дверь, с нижней площадки отделилась тень и ушла в ночную темноту. А ровно через полчаса к облюбованному Тихоном дому подходили уже две тени.

И снова открыл хозяин.

— Пришли помогать нашему мастеру, — приветливо сказал Батыгин. — Где он тут? На балкончике плитку укладывает? Чудно! Сейчас мы ему подсобим.

Если бы перед Тихоном предстал скелет с косой, он бы не так испугался. Ошалело ворочал он глазами, переводя взор с бригадира на Ваську, с Васьки на бригадира.

Батыгин взял со стола карточку и начал читать вслух:

«Не нуждаетесь ли в ремонте? Имею материал: кафель цветной, голубой, серый, черный. Метлахскую плитку. Пластик импортный. Линолеум. Паркет. Стекло. Краски любые. Возьму недорого, сделаю быстро».

— Вот, значит, как, — с доброй улыбкой сказал бригадир. — А я-то, дурень, гадаю, чего у нас так много плитки уходит. И бою вроде нет. Теперь понятно, куда рулон пластика девался.

— Две душевых установки. Дерматин, — добавил Васька. — Стащил, гад, втихомолку… Так, значит, все грехи от разговору, а молчуны без греха? Святые? Ловко придумал! Ох, я бы тебе сейчас врезал, да устав ВЛКСМ не велит.

Тихон поднялся, стряхнул крошки раствора с колен, открыл рот. И все присутствующие услышали скрипучий, какой-то ржавый, несмазанный голос:

— Шпиёны!..

— Ладно. Пошли, — пригласил его бригадир. — Для ОБХСС будешь новые карточки готовить или старыми обойдешься? А может, насовсем отверз уста?

В этот вечер многие жители города Векши могли наблюдать, как брат-молчальник шел в сопровождении двух веселых людей и очень умело и виртуозно сквернословил.

Утром Василий Тимофеевич Кубарев проснулся с чувством невыразимого облегчения. Какое счастье! Больше не нужно торопиться на работу, не нужно целый божий рабочий день крутить арифмометр и шаркать косточками счетов. Не нужно подсчитывать копейки и гривенники. Ура, ура! Со вчерашнего дня он, Василий Кубарев, числится на заслуженном отдыхе. Свободен, как лесной дрозд из песенки.

А вот жена, Анна Трофимовна, запамятовала об этом. И, не принимая во внимание происшедших перемен, вошла в комнату с обычным утренним приветствием:

— Ты чего это прохлаждаешься? Опоздать на работу хочешь? Полюбуйтесь на него, люди добрые, дрыхнет, как кот…

Василий Тимофеевич поглядел на жену, приоткрыв только один глаз и нахально усмехнулся.

— Ах, батюшки! — пришла в себя супруга. — А у меня из головы вон, что ты у нас нынче вольный казак. Ну, теперь и мне полегче станет. Будешь помогать по хозяйству.

Она уселась на стул и стала перечислять, загибая пальцы:

— Перво-наперво выколоти ковры. Эта пылесосная канитель мне уже надоела. Вся пыль на месте остается. Надо выбивать палкой. Потом запасись картошкой хотя бы недельки на две. А еще поприбивай плинтуса там, где они отошли от стенки, вон щели какие. А еще собери зимнюю одежду для химчистки. Утюг электрический исправь. Ну, а потом видно будет. Что-нибудь придумаем…

Но Василий Тимофеевич ласково и в то же время твердо заявил:

— Не трудись. Нюша, придумывать. Ничего этого я делать не буду.

— Как это не будешь? — удивилась жена. — А что будешь? Валяться день-деньской? Или, может, «козла» забивать как ошалелый?

— Валяться на боку я не стану, — ответствовал Кубарев, — я не из тех, кто может сидеть без дела, сложив руки на пояснице… Я буду работать еще больше, Нюша. Но только в другом качестве…

Жена удивилась еще больше. Она никогда не слышала, чтобы ее муж стремился когда-нибудь перейти в другое качество. Но он пояснил, добродушно улыбаясь:

— Ты, подруга жизни, и не подозреваешь, что я все последние годы лелеял в душе одну заветную мечту. Вот, думал я, освобожусь от работы и осуществлю свое извечное стремление. Одну, но пламенную страсть.

«Уж нет ли у старого хрыча на стороне хахлюшки?» — подумала Анна Трофимовна, услышав про пламенную страсть.

— Теперь у меня есть все, что нужно: время и условия. И я могу полностью отдаться творческому труду. Я начну писать стихи, Анюта. Стану поэтом. Что, я хуже других, что ли?

Жена, не зная, как отнестись к этому коммюнике, пошла на кухню, где ее внимания требовал варившийся на плите свекольник, а Тимофеевич умылся, оделся, выпил чашку ячменного кофе с молоком и рогаликом и отправился по магазинам.

Он приобрел несколько общих тетрадей, три шариковые ручки по 35 копеек, копирку. Потом пошел в книжный магазин. Купил несколько сборников стихов каких-то неизвестных ему поэтов, а затем сказал продавщице следующее:

— Мне нужно руководство для начинающих поэтов. Учебник по стихосложению.