Валерий Смирнов - Смирнов В. - ...Таки да!

И наконец, уловив умоляющий взгляд помполита, ветеран революционного времени перешел к главной части своих воспоминаний:

«Как только мы узнали, что началась революция, наша мама тут же сказала папа, что она хочет ее посмотреть. Мама была беременна шестым ребенком, но это ее не смущало. В конце концов, революции в Одессе бывали не каждый день. Но папа сказал, что он тоже хочет идти смотреть на революцию. Но мама спросила: «А кто останется в магазине?", - и папа с ней согласился, что приказчикам доверять пока рано».

При этих словах моряки начали недоуменно переглядываться: если у беднейшей еврейской семьи был свой магазин, что тогда думать о тех, кто на две копейки богаче? Баталер Фридман при воспоминаниях о фамильном магазине открыл глаза в ширину трибуны, увидев вместо вагона рябчиков один-единственный, и то с дыркой на локте.

А дедушка продолжал передавать молодому поколению свои впечатления:

«И вот мы вместе с мамой, празднично одетые, пришли на бульвар, к ротонде, чтобы смотреть революцию. А вокруг солдаты, офицеры, жандармы в шеренге, двухметровые, орлы одним словом. Наши жандармы всегда были лучшими в мире! Мама и спрашивает у одного: "А где здесь показывают революцию?” Перед мамой вырос офицер, настоящий красавец и честь отдает: "Не бойтесь, мадам! Мы вас защитим!" И тут мы видим, - нарастающе угрожающим тоном продолжал дед, - пьяная матросня идет шуровать по Одессе!»

После этого монолога Шура Фридман слетел с должности ротного баталера еще раньше, чем его помполит лишился погонов. И пусть скажут спасибо, что не залетели в какое-то другое место. С деда-очевидца, кроме анализов, взять нечего, возраст все-таки. И нечего было помполиту в отставке ему свою дозу за обедом наливать. А что касается истории, то вряд ли дедушка военным врал. Скорее всего он этим всю свою сознательную жизнь занимался. Потому что в начале века моряки вели себя так, словно антиалкогольное законодательство в стране уже существует. А кроме того, я ведь историк. И знаю, что революцию делали отнюдь не те вылизанные до сусальности иконы люди. Потому что пай-мальчики никогда не шли в революцию, а тем более - на флот. И Шура Фридман тому еще один пример.

А что касается пьяных потемкинцев, то из песни слов не выкинешь. Я читал книгу «Одиннадцать дней на "Потемкине"», ее автор - один из делегатов организации РСДРП на этом судне. Трудно поверить, что он написал свою книгу по спецзаказу - их тогда еще не существовало. Да и конфисковывала эту книгу полиция вовсе не потому, что ее автора заочно приговорили к смертной казни. А в книге этой, в частности, были воспоминания, как легендарный Матюшенко лежал пьяный на бульваре, и кое-какие другие подробности. Я ведь историк, еще раз повторяю, и в рассказ дедушки поверю скорее, нежели в ту ахинею, которую понес помполит после взрыва хохота матросов на торжественном собрании...

Словом, историю эту замяли, посчитав ее инцидентом ввиду стариковского слабоумия, но Шурик потерял потенциальные рябчики на раз. А вернувшись в Одессу, он уехал куда-то в экспедицию и, вернувшись оттуда, одарил город легендарным Червонцем - гордостью нашего ипподрома.

При появлении в городе Червонец тянул не на чемпиона, а только на колбасу сорта «махан». Шура привел в свой двор тощего жеребенка со звучной кличкой, и ничто не предвещало, что этот малыш в будущем прославится. Он стоял, привязанный в углу двора за пожарную лестницу, занимаясь только тем, что гадил и показывал зубы. Несмотря на свой юный возраст, Червонец за один раз выдавал большую порцию основы навоза, чем все коты двора, взятые вместе с собаками. И соседи были не очень рады этому приобретению Шуры, хотя вслух пока никто не высказывался. Люди надеялись, что лошадь ночью кто-то украдет. Конечно, бывает, в Одессе ночью из двора пропадают машины или даже белье вместе с веревками. Сегодня этого Червонца наверняка бы сперли и съели вместе со шкурой под видом шашлыка на Новом базаре. Но кому тогда был нужен этот конь, когда половине города своих тараканов девать было некуда?

Лошадь в черте Одессы не была уникальным явлением испокон веку. Когда-то в одном из Одесских ресторанов напротив знаменитого «Фанкони» стояла живая лошадь - и ничего страшного. На той лошади сидел выписанный из Франции дирижер в одних кальсонах и командовал оркестром. Но одно дело - лошадь на паркете в ресторане, совсем другое - во дворе, под окном на ваших нервах.

Червонец, пасся во дворе, изредка лягая проклинавших его жильцов. А потом кто-то подбросил Фридману записку, на всякий случай написанную левой рукой и печатными буквами: «Убери животного со двора, а то мы дадим яд, так он гавкнуть не успеет». Шурик Фридман начал обход соседей, когда московское радио заорало, что у них наступила полночь. Он молча бил ногой в дверь, и стоило ей только заскрипеть, как Шура бросал во тьму одну-единственную фразу: «Если у Червонца случится понос, в вашей маленькой хате случится большой пожар».

Если кто и сомневался в искренности предупреждений экс-баталера Фридмана, то только не его соседи. С утра пораньше к жеребенку потянулась вереница людей. И хотя Червонец по привычке занял круговую оборону, очень скоро он позволил им приблизиться. И соседи Шуры скармливали до того резко полюбившемуся всем поголовно лошаденку сахар, апельсины, шоколад и все остальное, что Бог посылает сквозь стены одесского порта. Весь двор следил, чтобы Червонец был сыт, как биндюжник на поминках. Потому что если вдруг случайно с ним что-то... то страшно подумать. Двор бы тут же превратился в один хороший костер, и иди доказывай, что изредка кони дохнут не от стрихнина, а сами по себе. Мужья, приходя с работы или с более важных дел, в первую очередь интересовались у жен здоровьем Червончика, а уж потом оценками детей и повестками на свои имена. Через неделю Червонец походил на морозоустойчивый барабан, и никого не беспокоило то, во что он переводил шоколад и другие продукты, которые едят лошади в городе.

Через несколько дней Шура к великому огорчению двора, привыкшего к такому чудному животному, отвел лоснящегося жиром подопечного на ипподром, где со временем жеребенок превратился в легендарного Червонца.

Я спрашивал у Фридмана, как попал этот экземпляр в Одессу? Очень просто, из экспедиции. Какой-то старик продавал жеребенка, и Шура, повинуясь грустному взгляду его глаз, выложил за лошадку последний червонец. Отсюда и кличка. А вообще, по секрету, эта покупка состоялась только потому, что печальные взгляды Червонца напоминали Шуре его собственные в тот памятный вечер, после выступления деда на собрании в воинской части...