Валерий Смирнов - Смирнов В. - ...Таки да!

Дядя Юра заезжал во двор на «Москвиче», широким жестом распахивал дверь и добродушно приглашал: «Байструки! Карета подана», - а потом совершал вместе с набившейся в салон оравой круг вдоль забора садика. Тогда у нас во дворе был еще садик и всего одна машина. А сегодня от садика остались только несколько деревьев, не считая воспоминаний. В память о дяде Юре еще несколько лет назад я катал сыновей наших пацанов вокруг с трудом дышавшего садика, но со временем от этой традиции отказался. Во дворе уже стоит столько машин, что лавировать между ними может только каскадер. Дяде Юре было легче. Он регулярно катал нас вокруг буйно цветущего тогда садика до тех самых пор, пока другие дяди не увели его из нашего двора, как оказалось, навсегда. Это потом мы узнали, что дядя Юра был валютчиком, а следовательно, преступником по оценке государства. Потому что удачливый конкурент в глазах предпринимателя любого ранга, а тем более целой страны, не может казаться кем-то иным. .

В судьбе дяди Юры не было ничего удивительного. Мы жили на улице Баранова, который был то ли революционером, то ли партийным деятелем районного масштаба. Об этом и сейчас толком никто не знает. Но известно, что революционеры были парни отчаянные. Что касается всяческих экспроприаций, то они умели во все времена вести эту работу на заглядение. Томиться в царских казематах для предвестников новой жизни было так же привычно, как для нынешних заседать в парламенте горсовета. И люди, жившие на улице имени революционера, старались вести себя с подобающей ей героикой.

Не говоря о всяких мелочах, мне даже довелось однажды видеть перестрелку на некогда тихой Княжеской еще в те годы, когда на улицах стреляли исключительно в Чикаго и прочих каменных джунглях хищного мира капитала.

Среди бела дня на улицу выскочили выяснять отношения папаша Федотов со своим, как ему тогда казалось, сыном Гриней. Папаша Федотов был в обычном состоянии, позволявшем усмотреть даже в поведении домашнего таракана покушение на его жилплощадь без ордера. Хотя Гриня так же был схож с тараканом, как с Федотовым, на которого его записали в метрике о рождении, он тоже хотел своей доли квадратных метров. В качестве главного аргумента в споре папаша использовал допотопное ружье. С красной, как у индейца, мордой и налитыми бизоньими глазами с почти федотовским отблеском, Гриня издавал воинственные крики, изредка мелькая между деревьями, размахивая колуном не хуже, чем ирокез томагавком. Общее сходство с индейцем дефовских фильмов дополняли перья из благополучно разорванной подушки еще в самом начале героического решения проблемы жилплощади отцов и детей. Перья путались в могучей шевелюре Грини, попадали на глаза, но это не мешало ему короткими перебежками менять диспозицию после очередного промаха папаши.

Обычно многолюдная улица опустела за три секунды после того, как папаша Федотов выпустил по ней первый заряд дроби. Я проявил мужество по техническим причинам: ветка, на которую пришлось залезть за очередной шелковицей, находилась слишком высоко от тротуара, а о переносе боевых действий на улицу папаша Федотов никого не предупредил из-за врожденной скромности.

После того как папаша истратил последний заряд, он высоко поднял ружье над головой и, издав воинственный клич, не уступавший по красоте исполнения сыновьему, храбро пошел в рукопашную. Достойный наследник Федотова смело запрыгал навстречу однофамильцу с топором наперевес. Милиция подоспела вовремя, но не раньше, чем папаша Федотов истратил последний патрон. Тогда еще не было групп захвата с дубинками, «черемухой», наручниками, но и без этих деликатесов правопорядка папу с сыном скрутили очень быстро, несмотря на то, что они за долю секунды, заключив перемирие, попытались организовать круговую оборону.

Впрочем, правопорядку на нашей улице не всегда было такое везение. Незадолго до описываемых событий два милиционера настигли Витьку Грека в кузове грузовика и попытались его скрутить. Вот тогда никто не разбегался. Огромная толпа окружила грузовик, словно арену, и с явным удовольствием бесплатно смотрела на бой современных гладиаторов. Беда милиционеров состояла в том, что они явно старались выкрутить Греку руки, но тот подло наносил им удары тяжелыми ботинками. А чтобы скрутить Витьке ноги у милиционеров уже не хватало рук. Среди зрителей было немало тех, кто порывался взлететь в кузов: некоторые мечтали уровнять численные шансы противоборствующих сторон, другие хотели помочь милиционерам повязать Грека, который своим противным поведением давно позорил всех хулиганов улицы. Но за явное оказание услуг милиции тогда вполне можно было получить перо в бок, а за помощь Греку - не менее десяти лет. И то и другое могло вредно сказаться на здоровье. Так что даже самые отчаянные оставались в рядах зрителей, издавая одобряющие возгласы при умелых действиях что Грека, что милиции. В конце концов Грек победил, но перед зрителями подобно современным спортсменам он не раскланивался, а просто спрыгнул и гудящую недовольную толпу, обложившую бандюгу нехорошими словами по причине быстро закончившегося зрелища.

Грека взяли ровно через три дня, после того как он под покровом ночи вернулся домой и потребовал у жены политического убежища. Не успев его получить как следует, беженец от милиции повздорил с супругой за какой-то пустяк и привычно провел серию воспитательных ударов по ее корпусу. Витькина жена не стала подобно милиционерам выкручивать ему руки, а просто и незатейливо стукнула свою тогда еще вторую половину качалкой по голове. Грека увезла карета «скорой помощи», окончательный курс лечения он уже проходил под присмотром профессора с погонами старшины.

Так то был Грек, так себе фигура. А что тогда говорить о королях мануфактуры и принцах Плодовощторга, шивших свои фамильные гнезда на нашей улице? Слоном, появление милицейского «бобика», забирающего кого-то из жильцов улицы Баранова, было столь же привычным явлением, как теперь реклама об услугах для граждан со свободно конвертируемой валютой. Тогда за валюту не предлагали по телевизору средиземноморский тур, потому что из всего конвертируемого отдыха предоставляли возможность любоваться только красотами Сибири от восьми до пятнадцати лет. Если не ставили к стенке. Дядя Юра просто поспешил родиться. Сегодня он бы был менеджером за то, за что тогда стал арестантом. Но самое смешное, что его наследником сделался я.

Видимо дядя Юра предчувствовал, что очень скоро за ним придут добрые дяди, в планы которых входит его перевоспитание, даже при помощи расстрела. И чтобы облегчить сроки перековки, сосед успел выкинуть из окна прямо в мусорную кучу небольшой газетный сверток. Надо ли вам долго объяснять, что пока дяди стучали по стенкам его квартиры, я уже надежно заныкал этот сверток в самой глубине мусорника, догоняя детским умом: если дядя Юра впервые в жизни решил выбросить из окна какую-то гадость, то она может представлять из себя определенный интерес?