Миервалдис Бирзе - Розовый слон [сборник]

— Мой курсак сегодня с утра пить не будет, — сквозь зубы сказал Саварий.

— А я знай, почему ты целый полмесяц не был на работа и почему на твой голова новый шляпа, а я знай..

— Да вот, дерябнули — я и упал виском на столб. Голову зашивали, только бюллетень не дают… Меня не уволят, кто ж тогда этих в землю зароет? — Саварий носком резинового сапога ударил по трубе.

— Уволить не уволит, но сколь тебе этом штука ходить? Под такой шляпа еще жарче. Я никому не говорил, как ты Валмиера на крутой берег клочьями шерсть терял, а валмиерском вытрезвиловка тебе отчекрыжили начисто волос, потому что-де находили один гнида… А потом пятнадцать суток дрова грузил. Не говорил и не расскажет.

У Савария челюсть отвалилась. Зубы были большие и все на месте.

— Откуда ты знаешь?

— Милиция шепнули. Но я могу тебе отдавать волос. Подь сюды!

Саварий вошел и вместо приветствия придвинул Шенскому кулак к подбородку:

— Если твой язык проболтается!

От Савария пахнуло старейшим в мире медикаментом. В таком состоянии легче улаживать серьезные дела, и Шепский помахал париком перед глазами Савария, которые ворочались за ним каждый в своем направлении.

— Твой волос был такой же цвет, белокурый, а летом как лен. Надо только постричь немножко короче, и гуляй себе на здоровье, пока не отрастет свой. Под такой одеяло тепло, волос растет быстро. Ты опять сможешь ходить дом культуры на танцы. — Шенский достал зеркальце, обдав его дыханием и вытерев о штаны, приспособил на подоконник и стал надевать парик на бритую башку Савария, которая в профиль казалась всего лишь небольшим, спрятанным за ушами придатком к — мощным челюстям.

Саварий прежде всего поглядел на обратную сторону зеркальца.

— Мне на зеркальца голый баба нет. Ха-ха-ха! — рассмеялся Шепнский и принялся вертеть новое головное украшение на башке Савария. Саварию эта игра понравилась.

— Идет по первому сорту! Теперь пусть попробуют болтать, что моей микитке дали сутки. Пока из Валмиеры пришлют счет за ночлег, волосы отрастут.

Сошлись на сорока рублях. Саварий в Валмиере подрался сразу же после получки, денежки в заключении сохранились целехоньки. С покупкой под рубашкой он скрылся. Позже Шенский видел седого мужика в полосатой тельняшке, который рылся в канаве, соединяя концы труб.

Вручая Бертулу тридцать рублей, Шенский сообщил, что Савария на самом-то деле звать Варисом. Прозвище возникло от слова "заваривать", потому что Варне часто заваривает кашу.

Мать поначалу не хотела впускать его в дом — не узнала. Но когда сын показал ей зуб, сломанный в прошлом году при падении из автобуса, она подала ему сразу половину тушеного кролика. Когда же сын еще и признался, что его немножко задержали в валмнерской милиции, мать заплакала и заголосила: "Какие у тебя были красивые волосы… Я их впервые постригла, когда тебе исполнился годик… И вот — за две недели поседели… Это ж не милиция, а застенок!"

…Заметив, что у Бертула, судя по живописной прическе, поселился интеллигентный человек, на следующий вечер молоко принес сам поэт Скродерен. С почтением поглядев на трапперские сапоги Алниса, каких в Бирзгале еще не видывали, он представился:

— Поэт Андрис Скродерен.

— Резчик по дереву Алнис Мелкаис, — отозвался Бертул.

Молодые гении обменялись рукопожатием. Поэт сел верхом на стул, а Алнис откинулся на скатанный матрас.

— Я подумал — нельзя ли при доме культуры организовать клуб творческой молодежи. Мы с вами да еще те, что поселились в доме Свикене…

— Зачем же только молодежь? — втайне огорченный, улыбнулся Бертул. — Вернется еще художник Нарбут, которого завербовал Касперьюст…

— Я так и думал… вообще творческий клуб, — согласился Скродерен.

— При доме культуры вряд ли удастся, потому что Касперьюст; так сказать, не признает ни широкие, ни узкие, а только стандартной ширины брюки, — усомнился Бертул. — Если в других местах такого клуба нет, то никто ему не втолкует, что в Бирзгале он возможен. Но мы с племянником думаем кое-что создать именно здесь — нечто вроде художественного салона, дискотеки, где можно прослушивать новейшие записи и пластинки, собрать и выставить вещи, о которых мы говорили на собрании друзей природы.

— Еще лучше! Будем слушать музыку, читать стихи. Значит, в принципе договорились. — Скродерен слез со стула и простился.

— Я этого Савария не знаю, но чую, что он хороший человек, ибо отдал мне свои кровные денежки, заработанные на канализационных работах, — рассуждал Бертул, передавая Алнису полученные за парик тридцать рублей.

Затем они обсудили план действия. Алнис прежде всего отправится в село Пентес.

— И смелее ходи из дома в дом, осматривай амбары, дворы и чердаки! Что годится, проси, пусть подарят. Во всех музеях наиболее ценные экспонаты дарственные. Повсюду тебя встретят гостеприимно и предложат кружку молока, потому что ты будешь — крысоловом!

Ошарашенный неожиданным повышением, Алнис напрасно пытался зажечь уже пылающую сигарету.

— Меня в школе учили, что крысиные блохи разносят чуму и что крысы жили еще в Древнем Египте, это все, что я знаю.

— Большего и не нужно знать. Работая в санатории, я вдоволь насмотрелся на крысоловов. Крыс давно уже не ловят кошки, потому что кошки в связи со всеобщим повышением благосостояния обходятся собачьей колбасой. Мы живем в эпоху химизации! Современные крысоловы ходят с портфелем, из которого на чердаках и в погребах оставляют пакетики с крысиным ядом, отравленные семечки для мышей, и собирают необходимые для отчета подписи. Вот тебе пакетики, вот зернышки. — И Бертул указал на коробку из-под обуви в углу ателье, в которой были аккуратно уложены в ряд бумажные пакетики, точно в таких же упаковывают в аптеках порошки от зуда, от остриц и воспаления легких.

— Но тогда… мне надо будет тщательно мыть руки, ведь яды же… — забеспокоился Алнис, ногтями, как пинцетом, приподнимая смертельные пакетики.

— Можешь и вовсе не мыть — где бы я тебе достал яду? В них просо и гречка.

— Но от этого крысы не сдохнут — и я буду мошенником.

— Официальные крысоловы, по существу, тоже мошенники, травят уже десять лет — но разве крысы исчезли?

— Но они официально утверждены.

— На, открой на букву "к" и успокой свою совесть! — Бертул подал ему знакомый красиво переплетенный уголовный кодекс.

— Нет. Слово "крыса" тут вообще отсутствует.

— То-то и оно. Спокойной ночи! Good bye! — Бертул еще полистал немецкий журнал "НБИ". По нему можно было судить, что расклешенные брюки за границей позволяют себе и мужчины в годах.

На следующее утро Алнис отправился в экспедицию. Головной убор — черный котелок — он оставил дома, ибо у деревенских жителей этот наряд мог бы вызвать недоверие к его способностям травить крыс. Что поделаешь — и в наши дни порой еще человека встречают по одежке…