Array Коллектив авторов - Морские досуги №4

Он, шатаясь, как пьяный, вытер лицо кружевным батистовым платком, и словно только что увидел стоящих перед ним Ника и Юрика. Взгляд его снова прояснился.

— Теперь вы, Николай. Я понял, что вас не ждёт на суше ни дом, ни дело, ни женщина. Как вы отнесётесь к тому, чтобы стать моим первым помощником? Мои условия вы знаете, а в дополнение к ним я беру вас в долю.

— Первый помощник, звучит неплохо — криво усмехнулся Ник — но вдвоём, даже с вами, не будет ли нам трудно?

— О матросах не беспокойтесь! — улыбка капитана вышла не менее кривой. — Они у нас есть. Разве что наш образ, хм, жизни их давно расхолодил. Прячутся днём, подкладывают приборы куда не надо, словно какие-то Барабашки. Я надеюсь, живой человек в команде их дисциплинирует.

— Ник, ты что? Ты с ума сошёл?! — Юрик ухватил приятеля за руку — Не смей соглашаться! Разве ты не видишь, КТО ЭТО?!

— Всё я вижу! — Ник… то есть, уже Николай, с силой освободил руку. — Я давно это понял. Всё в порядке, иди!

Юрик сошёл с вещами по сходням и встал на причале с Нинкой. Она, кажется, плакала. Очки его запотели, и мир сквозь них виделся размытыми цветными пятнами, и казалось ему, что среди огней на борту мелькают чьи-то бесплотные тени, а на поясе у вставшего к парусам Николая что-то серебрится лунным блеском. Юрик протёр очки и, когда надел их, увидел, что сходни уже убраны, швартовы отданы, а яхта готова отойти от берега. Капитан смотрел на них через борт, и Юрик понял, что тот ждёт вопроса. Может быть, последнего вопроса.

— Скажите, как же так? Ведь по легенде вы обречены вечно скитаться по морям?

— Те, кто обрекли меня на это — изрядные крючкотворцы — горько отвечал капитан — но и они дали промашку, пообещав мне отдых в Джудекке. По странному совпадению этот остров носит то же самое имя.

Муравьёв Иван Валентинович

Родился в 1966 году в посёлке Пестяки Ивановской области. В детстве с семьёй поездил по стране, по медицинским показаниям. Тяга к путешествиям осталась по сей день. В 1989 закончил Второй Московский мед, параллельно занимался нейрофизиологией. За долгие годы накопилось достаточно интересного, чтобы о нём поведать. Чем и занимаюсь, урывая минутки между работой и семейством.

https://www.litres.ru/ivan-muravev/

На флоте юмор больше, чем юмор. Юмор на флоте — форма выживания. Банальная фраза “На флоте любят юмор” приобретает в устах моряков особый подтекст. “Ну и что? — скажет кто-то. — Юмор везде любят! '' И будет прав. Юмор, действительно, любят везде и практически все. Но только на флоте юмор имеет столь глобально-масштабное и жизнеутверждающее значение. Недаром утверждает флотская поговорка: “Не служил бы я на флоте, если б не было смешно! '' И в этой поговорке определена суть проблемы, изложен основополагающий принцип терпимости к флотскому “дуракизму” и тяготам флотской службы. Ну, действительно, не говорят же: “Не работал бы я на заводе (на фабрике, в поле, в театре и т. д. и т. п.) — если б не было смешно. Никому и в голову не приходит там ассоциация между смехом и возможностью честно выполнять свои профессиональные обязанности… По-иному обстоят дела на флоте. Здесь подобная поговорка абсолютно органична, точна и наиболее исчерпывающе отражает суть происходящих внутри его процессов. Так что в том, что юмор ценят на флоте по-особому, вряд ли следует сомневаться. Хотя, конечно, серьезных дел и по-настоящему мужских поступков на флоте совершается множество. И смешное, комичное нисколько не умаляет заслуг флота перед обществом, а, наоборот, только подчеркивает их. Юмор на флоте — безусловно, больше, чем юмор.

Однажды я решил написать смешной рассказ о коллегах — корабельных инженер-механиках. Я долго придумывал название, сочинял вступление, “раскручивал” сюжет. Но вдруг понял, что в рассказе нет главного: юмора. Рассказ получается несмешной! Почему люди смеются? — задумался я. Над чем, собственно говоря, люди смеются? А смеются они над чем угодно, но только не над собой, — сделал я главный вывод. Вы можете рассмешить чиновника, практически лишенного чувства юмора, рассказом про неловких официантов, хамоватых продавцов, бездарных врачей или ученых. Но стоит затронуть в рассказе тему, касающуюся самих чиновников, как улыбка на лице вашего наметившегося соратника по борьбе за стопроцентную профпригодность моментально исчезает. И он уже не смеется. Я бы даже сказал внутренне негодует. Аналогично реагирует и флотская аудитория. Пока дело касается в целом проблем флота и шутливого изобличения общих пороков флотского быта — смеются все. Заходит речь о высшем командном звене — перестают смеяться отцы-командиры, о старпомах — умолкают старшие помощники командиров кораблей, баз и частей. Заходит речь о механиках — и вот уже смеются все, кроме самих механиков. Лишь лейтенанты смеются всегда — им еще нечего терять, им еще не привит комплекс неполноценности. К тому же они ежедневно слышат в свой адрес слова, пожалуй, еще и покруче.

Смешным рассказ может быть лишь тогда, когда герои в нем легко узнаваемы, а проблемы без труда читаемы. Люди смеются не только над неловкостью, нерасторопностью, леностью тех или иных героев. Они узнают в них самих себя. Но рады, что объектами шуток и смеха стали не они, а другие. А ведь могли бы стать и они. Всегда интересно смеяться над другими. И практически всегда неинтересно смеяться над собой.

Рассказ тот я так и не написал. Будучи корабельным инженер — механиком до мозга костей, я не смог стать настолько беспристрастным, чтобы раскрыть все свои слабые, а значит и самые смешные стороны. А без этого смешного рассказа не написать…

Морская душа — это душа нараспашку! Сама флотская форма предполагает открытость, ведь у матроса форменная рубаха с огромным вырезом на груди, из которого гордо выглядывает полосатая тельняшка. Душа “нараспашку”, “тельняшка” — эти слова даже суффиксы имеют почти одинаковые. Если ты поэт, рифмуй на здоровье! Философ — философствуй сколько заблагорассудится. Далеко неслучайно вырез “голландки” (второе название форменной рубахи) имеет треугольную форму. Треугольник — это одна из сторон тетраэдра, а тетраэдр имеет форму пирамиды Хеопса. Ну а пирамида Хеопса, известно всем — это олицетворение чего-то вечного, незыблемого… Насчет чего-то вечного, незыблемого — это уже чересчур, скажет кто-то. Но что-то в этом, пожалуй, все-таки есть. Вспомните, сколько раз менялась форма в сухопутных войсках. А флот — как он был 300 лет назад в белом, синем, красном и черно-золотистом, так и остался верен этим цветам, обозначающим: честь, доблесть, храбрость и отвагу. Как ходили моряки в бескозырках, “голландках”, тельняшках и бушлатах, так в них и ходят. Как был флот надежным стражем рубежей Отчизны, таковым остался. Несмотря на временные трудности. Не потому ли именно у моряков родилось это понятие: “Морская душа”?