Array Коллектив авторов - Морские досуги №4

Впрочем, идиллия продлилась недолго. Командир крейсера, очевидно, выйдя с ходового мостика на правое крыло сигнального, под солнышко и свежий ветерок, решил полюбоваться родным кораблем, в полной готовности к бою рассекающим воды датского пролива. Скорее всего именно в этот момент, кинув взгляд в сторону кормы с высоты сигнального мостика, он и стал последним зрителем этого шоу. От места происходящего непотребства командира отделяло метров семьдесят.

Абсолютно неожиданно для нас, а уж для девушек на палубе и подавно, защелкали динамики корабельной громкоговорящей связи «Каштан». Один из этих динамиков был закреплен как раз над отдыхающими артистками. Мы, курсанты, сразу сообразили, что кто-то включил тумблеры трансляции по верхней палубе, и сейчас будет подана какая-то очередная команда, поэтому не очень удивились, услышав многократно усиленный динамиком командирский голос. «Старрршшший помощщщнииик!» — проревела трансляция. Последовавшая за этим трехсекундная пауза дала нам возможность перевести взгляд на сигнальный мостик и увидеть там возвышавшуюся над матросами-сигнальщиками фигуру командира крейсера с зажатым в кулаке микрофоном «Каштана».

«Старрршшший помощщщнииик!!!» — еще раз взревел динамик. За эти три секунды паузы командир, очевидно, подобрал самую корректную фразу для наведения уставного порядка на борту, потому что следующее выражение плавно соединилось с предыдущим: «На корабле объявлена боевая тревога, а этот (далее слово о женщинах легкого проведения) полк загорает?» Мы опять посмотрели вниз. Там начало твориться что-то невообразимое. Артисток словно подбросило вверх, они начали судорожно собирать одежду, пакеты, разные тюбики и баночки с кремами, складывать свои стульчики и шезлонги, причем все это делалось одновременно, падало на палубу, катилось и раскладывалось обратно. Самые шустрые, первыми закончившие сборы, начали кучковаться у тяжелой водонепроницаемой двери во внутренний коридор, задраенной, естественно, по тревоге. Конечно, поворотом мощной стальной рукоятки дверь можно было бы открыть без особых хлопот, но у каждой в одной руке были пакеты со шмотками, а в другой — сложенные стульчики и раскладушки. Нам вдруг очень захотелось помочь им спрятаться, но что мы могли сделать? Оставалось только молча наблюдать за развитием событий.

«Сейчас старпом прибежит, придаст им ускорение!» — Мой друг Генка Елисеев озвучил наши общие мысли. Место старпома по тревоге — на ГКП, находящемся глубоко в бронированной цитадели крейсера. Конечно, была включена и трансляция внутренних помещений и боевых постов, командирский рев слышал весь корабль, и мы знали, что старпом принял команду к немедленному исполнению. Но, чтобы добежать от ГКП по длинным крейсерским коридорам, отдраивая по пути тяжелые люки и двери, до места наведения порядка, должно было пройти несколько долгих минут, так что шанс у девушек все-таки был.

Тем временем столпившиеся у двери артистки смогли, наконец, открыть ее и начали, мешая друг другу и сбивая в кровь ноги о высокий комингс (мы поняли это по доносящемуся снизу мату), запрыгивать в спасительный полумрак коридора. Последней заскочила девушка, которая все это время пыталась сложить свой шезлонг, в котором что-то сломалось. Попытавшись в последний раз сложить непослушную конструкцию и не получив результата, она схватила шезлонг обеими руками и с выдохом «… такая!» бросила его на палубу, подхватила свои пакеты и побежала к спасительной двери. Дверь за ней закрылась, провернулся стальной рычаг центрального запора, загоняя в пазы поджимающие дверь клинья…

И наступила тишина.

Прошло, наверное, с полминуты времени. Мы не успели обменяться мнениями по поводу происшедшего, потому что увидели шедшего по шкафуту старпома. Конечно, выражение его лица соответствовало моменту. Он подошел к лежавшему на боку шезлонгу. Неподалеку также валялись какая-то легкая накидка и тюбик, наверное, с кремом. Старпом осмотрелся вокруг, увидел наши свесившиеся с автоматной площадки головы и спросил: «Ну и где эти (опять нецензурно)?» — «Разбежались, товарищ капитан 3 ранга!» — радостно хором прокричали мы. «Куда? — машинально переспросил он. «По боевым постам, наверное, товарищ капитан 3 ранга!» — не подумав о двусмысленности сказанного, ляпнул кто-то из нас. «Чего? — заорал старпом. — А вы что тут рожи повываливали, слюни пускаете? Марш на пушки! Замучаетесь мне зачеты по устройству корабля сдавать, юмористы!»

Пока мы осознавали серьезность старпомовской угрозы, он опять окинул строгим взглядом пространство вокруг себя, потом подошел к оставленным на палубе вещам. Поднял тюбик с кремом, потом ткань, завернул одно в другое. Потом подошел к шезлонгу, взял его в другую руку и, подойдя к леерам, коротким взмахом обеих рук отправил все это за борт. Наконец-то среди всей гаммы чувств на его лице можно было увидеть и чувство выполненного долга. Старпом еще раз посмотрел на нас, ничего не сказал и ушел в коридор, куда несколько минут назад скрылись артистки.

Ну, а мы продолжили смотреть на Данию. Правда, еще обсудили мысль о том, что если с датского корабля заметили, как старпом утопил раскладушку, не возникнет ли скандал со штрафом советскому ВМФ за бросание мусора в пролив? Тогда старпому точно будет не до приема зачетов по практике. Но, очевидно, датчане, как потомственные моряки, все поняли и старпома простили.

Цмокун Владимир Муневич

Капитан 3 ранга запаса. Закончил КВВМУ в 1977 году. Попал на РКР Владивосток, полгода служил инженером БЧ-2, потом комбатом батареи МЗА на АК-725. С 1983 года командир БЧ-2 на ЭМ 56-го проекта «Вызывающий». В 1984 году по состоянию здоровья списан с плавсостава и назначен начальником лаборатории цеха подготовки крылатых ракет на ТРБ под пос. Реттиховка. С 1985 по 1988 годы — помощник командира базы по МТО. С 1988 года — офицер отдела тыла острова Русский. С 1994 года — офицер по кадрам управления гарнизона острова Русский.

Написал и мурашки по телу. Всплыло, взломало цемент памяти, плеснуло жутью в лицо, ужалило в сердце.

Подплав. Главная база подводных сил Северного флота. Это был год 59-й или 60-й. Эхо великой войны попритихло, цена человеческой жизни как бы устоялась, но всё еще могло повернуться неожиданностью. И повернулось. Смерть. Мгновение мы смотрели в упор, в глаза друг другу. Это так близко к сердцу и в этом миге столько жизни. Нет, не про те кадры личной кинохроники. А именно выброс жизни. Всеми силами вдруг — жизнь. Которую сейчас же и оборвут, так решили. Глазок ствола неумолим и неподвижен. Я боролся. Всеми удесятеренными силами своей природы. Я мог, мог тогда победить. Но предали. Собрали за спиной всех доступных, скрутили, сломали, растянули и сдали в лапы смерти. Ненавижу насилие. Ненавижу предательство. В любых проявлениях. Если бы я выжил тогда, жизнь, возможно, сложилась бы иначе. Но и я бы не узнал главного.