Array Коллектив авторов - Морские досуги №4

Нашли мы на карте и наш водопад, и причал на восточном побережье.

Четыре мили — это по морю. А по берегу, по приливу, по скользким валунам в темноте — это около восьми километров.

Не буду рассказывать, о нашем самочувствии, когда под утро мы добрались до рыбацкого причала, заползли на тральщик, выпили спирта, и упали, чуть живые, на койки. Проспали до обеда и стали приводить себя в порядок. У меня оторвалась подошва на ботинке и лопнула по всему шву левая штанина. Ноги были все в ссадинах от камней и ракушек. У других внешний вид был не лучше моего.

Я пошел выяснять обстановку, узнать, где нашли матросов.

— Японские шпионы связаны и сидят под замком, — сказал мне командир тральщика капитан третьего ранга Чубенко, — пойдут под трибунал.

— А, почему «японские шпионы»? — спросил я у Чубенко.

— Так, они мать их так, решили в Японию убежать на какой нибудь японской шхуне, — рассказал мне Чубенко, — вон их, сколько в наших водах браконьерничает, краба промышляют. Наши придурки запаслись тушенкой, хлебом, взяли с собой две бутылки водки и с преступного благословения мичмана Гребенюка отправились на восточное побережье ждать оказию на Хоккайдо. Мы вызвали погранцов с овчаркой и если бы не они, хлопчики, до сих пор сидели бы в уютной трещине под скалой. Собачка их живо из щели вытащила.

— Жюль Верна начитались, — сплюнул Чубенко, — Клондайк капиталистический им подавай, будет им золотой Клондайк и Эльдорадо в дисбате на острове Русском.

От химика на флоте никто и никогда не ждёт ничего доброго. Все думают, что это такое злобное существо с противогазовой сумкой на боку, которое ночами не спит и всё думает, чего такого вредного сделать. Пустить дым из больших таких бочек БДШ или МДШ на акваторию, когда там заходят с моря и швартуются ракетные катера, напоить дармовым, техническим спиртом добропорядочных семейных офицеров, чтобы они лыка не вязали, а ещё, к примеру, взять и потравить людей хлорпикрином. Я уверяю: напрасно все думают, что химики вруны. Например, когда я говорю, что все до одной наши штабные связистки поднимали передо мной юбки и я двумя руками хватал их за попки, мне никто не верит, хотя это истинная правда.

Вот, кстати о хлорпикрине. Все военные химики, хоть один раз за службу проводили газоокуривание личного состава. Что это такое? Объясняю для женщин, студентов гуманитарных вузов и детей. Берём «сантиметр» и, согласно методике, делаем замеры головы военного человека. Затем выдаём служивым противогазы по размеру этого человеческого придатка. Размеры бывают № 1, № 2, № 3 и № 4. У кого башка размером с лагун, тот напяливает четвертый размер и ходит с губами, сведёнными в трубочку, и синим лицом. Некоторые малоголовые до первого газоокуривания берут третий размер, чтобы легче было надевать и носить. Потом, нахлебавшись отравляющего вещества, просят химика выдать самый маленький размер и тоже ходят с синими лицами и губами в трубочку. Зато теперь они будут уверены, что никогда не отравятся.

Газоокуривание правильно называется «технической проверкой противогазов». Для этой цели устанавливается специальная палатка, где химик разбрызгивает хлорпикрин — учебное отравляющее вещество удушающего и раздражающего действия. Если нет палатки, используется любое помещение. Ядовитый газ выветривается из него за считанные минуты.

— Почему наши связистки не нюхали газы?

Я стою перед комбригом Терещенко и ласково, как Швейк, смотрю на него. В моём взгляде комбриг читает полную преданность и готовность к выполнению всего. Только о чём это он? Каких ещё газов? Я только что из отпуска, с Большой, так сказать, Земли, размякший и отвыкший от строгих военно-морских будней.

— Почему всех ты травил этой дрянью, а их нет? — Терещенко начал закипать. — Не делай придурковатое лицо, химик. Ты знаешь о чём я говорю.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что в моё отсутствие была флотская комиссия и эти дурочки — наши штабные связистки-телеграфистки на строевом смотре при опросе жалоб и заявлений заявили проверяющим, что у них не проверены противогазы на герметичность.

— Химик у всех проверил, а у женщин нет, — пожаловалась на смотре старшина 2 статьи Дубова, — мы тоже выжить хотим в будущей мировой войне, пусть ведёт нас в убежище.

У Любы Дубовой были большие серые глаза, волнистые каштановые волосы, высокая грудь, широкие бедра, обтянутые черной суконной юбкой до колен. Словом Люба была красавица. Иногда она в курилке, как бы забывшись, поднимала ногу на ногу и мы все на мгновение видели какого цвета сегодня на ней трусики. Или, вроде как бы нечаянно наклонится, и пугающего размера груди чуть не выпадали на нас из — под бюстгальтера. Руки так и тянулись поймать их и вставить на место.

А убежище — это довольно заглубленное помещение, куда вели прогнившие от старости деревянные ступени, без окон и одной дверью. Там я проводил газоокуривание личного состава, офицеров и мичманов бригады кораблей ОВРа.

Прав комбриг, о нашем «женском батальоне» я как-то не подумал.

Построил наших красавиц с противогазами.

— Равняйсь! Смирно! Сегодня будем проводить техническую проверку ваших противогазов, — объявил я этому грудасто — попастому строю, — а сейчас инструктаж.

Рассказал, как вести себя в помещении с отравляющим веществом, что делать, если начнёт щипать глаза.

— Надо поднять руку и самостоятельно выйти из убежища, — сказал я им.

В общем, проинструктировал, и мы все полезли в заранее загазованное помещение. Концентрацию хлорпикрина я там перед инструктажем создал добротную, не пожалел вещества.

Пока, надев противогазы, спускались вниз, одна увесистая телеграфистка сломала лестничную ступеньку. Хорошо, что я стоял внизу и успел её подхватить. Оставшиеся вверху, теперь просто спрыгивали вниз, минуя лестничный проём. Все наши девушки — сверхсрочницы носили военно-морскую форму: кремовые рубашки с погончиками, черную уставную юбочку, которую сами ушивали по фигуре, туфельки черного цвета на каблучке. Даже некрасивых такая форма делает привлекательными и эротичными.

В свете фонаря на меня уставилось пятнадцать противогазов. Я покачал головой вправо — влево. Противогазы тоже покачались, как я учил, вправо и влево. Я присел и встал. Они тоже присели и встали. Я попрыгал и они попрыгали. Противогазы связисток оказались хорошо подогнанными и не пропускали хлорпикрин. Всё, конец проверке. Я показал рукой на выход. Неожиданно красавица Люба Дубова сдёрнула с головы противогаз и зашлась в кашле. Из глаз потекли в два ручья слёзы, из ноздрей — сопли. Я схватил её за руку и потащил к выходу. Люба задрала ногу, чтобы нащупать ступеньку, но гнилая перекладина валялась рядом с лесенкой. Узкая юбка трещала. Она не давала никакой возможности наступить на следующую ступеньку.