Array Коллектив авторов - Морские досуги №5

— А это ты, Петрович? Давненько не было.

Как всегда, он зашел с чёрной, затёрханной хозяйственной сумкой, из которой торчали две донки [6] донка — короткая удочка для донного лова .

— Хворал я маленько, легкие застудил. В сорок третьем сутки в холодной воде просидел и ничего, а тут…

— Слышал я про твои ночные приключения.

— Шо, СашкО мой растриндел? Небось, лодку запретил давать? Так я без лодки порыбачу. Вон с мостика брошу доночки, бычков потаскаю.

— Никуда твои бычки не денутся, садись, рассказывай.

— А шо рассказывать, если ты уже всё знаешь? Встал отлить, лодку шкивануло, ну и я, бултых…Мне не впервой за бортом полоскаться. Первый раз в Империалистическую, будь она не ладна. Я тогда на линкоре «Императрица Мария» матросом служил. Пошел в гальюн [7] гальюн — туалет на судне. , а тут, как бабахнет…в общем, я свою надобность уже в воде справлял. Много братвы утонуло, а мне повезло.

— Петрович, ты давай не увиливай, байки твои морские я уже все наизусть знаю, ты мне лучше скажи, кто тебя в этот раз спасал.

— Кто-кто? Пацаны. Байдарки вышли на тренировку в 8 утра…

— Так ты всю ночь до восьми утра на лодке висел?! А вылезти не пробовал?

— Как не пробовал? Всю ночь только и делал, что пробовал.

— Ну, ты даешь! Слава Богу, вода сейчас не холодная.

— Водичка-то не холодная, да только воспаление схватил. Двухстороннее. Знаешь, как меня СашкО ругал за то, что сразу не поплыл к берегу. Для меня полмили — как фокстрот для тёти Цили.

— Так чего же ты полоскался всю ночь?

— А лодка?! Лодку значить бросить и скоренько спасать свою жопу?

— Лодку, Петрович, списать можно, а таких ценных кадров, как ты, раз-два и обчёлся.

— Мне Сашко то же самое сказал, только маленько покруче. Ладно, давай чайку по десять капель глотнем и пойду рыбачить.

Чайком Петрович называет крепчайший самогон, настоянный на ореховых перемычках.

— Закусь у меня — сам знаешь какая, — Петрович высыпал на газету десяток сушенных бычков, — ты чисть, а я разолью.

— Ишь ты, какие пузатые!

— Это у меня «мартовичок» задержался. Полнёхоньки икры!

— Ладно, Петрович, за что пить будем?

— Мы что первый раз с тобой чаевничаем? За братиков моих, за морячков.

— За моряков!

Мы выпиваем, не чокаясь, и я вижу, как у Петровича начинают влажнеть глаза. Сейчас снова будет рассказывать про «Императрицу Марию» или про то, как его в Отечественную немецкая подводная лодка торпедировала. Но он молчит.

И я молчу, смотрю на этого сухого, просоленного и обветренного всеми ветрами старика и думаю о том, сколько процентов правды в его байках. Ну, не может один человек столько пережить и столько успеть! Что-то здесь не так. И Александр Иванович, внук его, он на водной станции «Авангард» самый уважаемый тренер, тоже предупредил, чтобы я ни в коем случае не выдавал деду лодку. А еще сказал, чтобы не слушал его байки. Так и сказал: «Не пей с дедом, он, когда выпьет лишку, таких баек тебе понарассказывает, Джек Лондон отдыхает». СашкО любит деда, но его раздражает, что он «вечно здесь ошивается», ну и, конечно, «чаепития» в боцманской…

— Петрович, очнись! Ты как на флот попал?

— Сам же говоришь, что слышал сто раз мои байки.

— Ничего, послушаю в сто первый.

— В 14-ом мы с отчимом уголь возили в порт, он кочегаром на паровозе был, а я у него — вроде помощника. Однажды пока уголь сгружался, я тайком на турецкий пароход залез. У меня давно мысля была сбежать в Стамбул, я даже кулек сухарей за пазухой носил, на всякий пожарный. Пробрался я на «турка» на этого и закопался в угольной яме. Не знаю, сколько я просидел там, может сутки, а может, двое…Сухари кончились, а мне пить охота, хоть помирай. Ну, я и вылез оттуда. Кочегары турецкие, как увидели меня чумазого, аж лопаты побросали. Притащили к капитану, сидит жирная турка и лыбится. Даже попить не дали, заперли в трюме до самого Стамбула. В Стамбуле меня турчина своему приятелю продал, тоже капитану. Так я попал на контрабандистскую шхуну.

— А сколько тебе было?

— Шестнадцать. Вот так и началась моя морская жизнь. Год юнгой отходил, а потом тюрьма. Поймали нас с контрабандным грузом. Мы в Одессу чулки шелковые и табак гнали, а назад — оружие. Вот нас и сцапали…Ты фонарик мне еще не стырил?

— Будет тебе фонарь, не торопи. На следующей неделе схожу к путейцам, там у меня кореш работает.

— Только, гляди, чтобы он, как у стрелочников был! С ним рыбачить ночью — одно удовольствие. Ладно, пойду на мостик.

Петрович вышел и забыл свою сумку с донками, хватаю и бегу догонять.

— Ты куда собрался, рыбак хренов?! Может удочки возьмёшь?!

Петрович хитро улыбается.

— Я это специально, чтобы ты проводил старика, а то споткнусь ненароком. Жди этих спортсменов!

Мы останавливаемся на краю мостика и он долго шарит в сумке.

— Всё, отрыбачил, пошли дальше чаевничать! Банку с червями дома оставил.

— Ну, ты даешь! Дам лопату, копни речного.

— Да я, если честно, и ловить-то не очень сегодня настроен. Справа, вот здеся еще побаливает.

Мы возвращаемся в боцманскую, Петрович достаёт початую бутылку. Тем временем я выуживаю из холодильника два вареных яйца и кусочек ветчины. Сейчас с нас можно писать картину «Рыбаки пьют чай». Стоящие у стены вёсла, куча канатов и якорей, спасательные жилеты…

Работаю я на железной дороге, водно-спортивная станция «Авангард» — моя летняя подработка, дежурю пару раз в неделю, выдаю лодки, подновляю краской номера.

— Ты бутылку убери со стола, а то, не дай Бог, Сашка твой зайдет или начальство.

— Сашка уехал со своими на соревнования.

— Э-эх, серьёзный у тебя напиток, Петрович! Давай, трави байки.

— Не надоело? Ладно, давай про Врангеля расскажу.

— Про Врангеля я уже сто раз слышал.

Эту байку Петрович мне уже рассказывал и я помню всё наизусть. Когда они гнались на канонерской лодке за Врангелем, а тот смотался из Севастополя на крейсере «Адмирал Корнилов»…

— Расскажи лучше, как тебя фриц торпедировал.

Из всех морских баек Петровича эта более-менее смахивает на правду.

— Слушай, если не надоело. Наш эсминец сопровождал караван, а фрицы сидели на дне, ждали. Первая торпеда в кормовой отсек попала, я уже в воде был, когда вторая подошла, я её своими глазами видел, подо мной прошла. Нас со всего экипажа человек сорок до камышей доплыло. А вода не то, что сейчас. Градусов 14, не выше. Повисли на камышах и дрожим, а фриц с берега бьёт по нам из минометов. Вечером осветили, суки, ракетами и молотят без перерыва. Сижу, как жаба в красной водице, почти всех братишек побил фриц. Ну, думаю, хоть так, хоть так помирать…

Полез на берег, а ног не чувствую, омертвели ноженьки. Ползу вдоль берега, гляжу — впереди ещё морячок с нашего эсминца, ещё один… Нас со всего гвардейского экипажа семеро выползло к своим. Потом в госпитале ещё четверо Богу душу отдали…