Array Коллектив авторов - Морские досуги №5

Чёрт!

Вот почему мне так плохо.

Это бутылка, и даже не одна.

Одна коньячная, из-под дешёвого коньяка, а вторая из-под водки.

И в обеих даже что-то есть. Немного, но есть.

Так!..

Нужно вспомнить. Нужно обязательно вспомнить.

Я хватаю коньячную бутылку за горлышко и одним глотком вытягиваю жидкость… фу-у-у, какая гадость… чуть не стошнило… прилично же здесь ещё осталось…а-а, чччёрттт, обожгло как! И горло, и язык! Сейчас, сейчас, провалится…нет, нет! хочет назад…не пущу!есть!есть! провалилось!

Но какая же всё-таки гадость!

Помню, как мы шутили с ним: «И как же эту гадость коммунисты-то пьють!»

Нет, пока не могу вспомнить.

Зато стало понятно, где я.

Нет.

Не на кладбище.

Дождь, слава Богу, наконец-то прекратился.

Или я его не чувствую.

Весь мокрый, чёрт.

Я сижу на скамейке в парке.

А передо мной столик. Поставленный ещё в незапамятные времена. Времена, когда скамейки в парках не были загажены и изломаны, а люди присаживались за столики для того, чтобы просто тихо и хороню посидеть. Просто так. Чтобы было удобно и хороню.

Чтобы тихо звенела гитара, и шипело вино в простых стеклянных стаканах (а не в мерзких пластиковых, таких, как тот, что валяется сейчас под стол ом)… Когда парки украшали балюстрадами, колоннадами и статуями. Девушки с веслом. Или пионера с трубой. Наивными, порой некрасивыми, но удивительно милыми.

И никто не отбивал им головы и не расписывал похабщиной.

А если это вдруг (вдруг) когда-нибудь и случалось, всё быстро восстанавливали.

И быстро появлялась милиция.

Не та, что сейчас, с дубинками, автоматами, собаками и бронежилетами.

А другая, строгая, даже суровая, но справедливая и отходчивая.

Порой даже без (даже без!) оружия и дубинок, но(!) даже в количестве одного(!!!) человека.

И, главное, такую милицию слушались.

Практически все.

И боялись (вот чудаки были люди — как можно бояться одного безоружного, даже без дубинки и наручников, пожилого и пузатого милиционера? Может, из-за усов?)

Но, нужно признаться, боялись и уважали не только за страх.

А ещё и за совесть.

Наверное, потому, что у людей в то время было гораздо больше совести, чем сейчас.

Я ещё помню то время. Я его застал. Не очень долго, но застал.

Чудесное, надо сказать, было время!

Хотя и не во всём. Даже далеко не во всём.

А теперь от этого времени почти не осталось ни статуй, ни балюстрад, ни колоннад, ни беседок… А если где и остались, то, как правило, изломанные и расписанные похабщиной. Есть много других, новых, и даже не менее, а более красивые (иногда), чем те, но… но… что-то не то! Чёрт его знает, почему!

Да вот ещё этот столик.

А!

Теперь кое-что прояснилось.

Мы с ним любили посидеть за этим столиком, иногда с друзьями, иногда с гитарой, иногда полчаса, иногда всю ночь. Недалеко находится его дом, а столик располагается глубоко в зарослях, и о нём мало кто знал, даже не все аборигены и милиция, и мы сидели. Лилось в стаканы вино, иногда марочное, а иногда дешёвое, но дьявольски вкусное и хорошее, а иногда и водка (водка, блин!), звенела гитара, горел на столе огарок свечки, и…и…чёрт, как же было хорошо!

А теперь остался лишь один этот столик.

Ещё один глоток коньячной бурды. Фу, какая гадость! Но уже полегче.

Так… ладно.

Но как же я сюда пришёл? Нет, ну, конечно же понятно, ногами.

И даже понятно, зачем.

Но когда?

Взгляд падает на часы.

Ччёррт! Время-то! Надо скорее идти домой.

Влетит мне там, наверное.

И, вообще, как я ушёл из дома? И когда? Ничего не помню. Что же со мной?

Я тяжело поднимаюсь со скамейки. Ноги немного затекли.

Ничего, расхожусь.

Убираю со стола, как культурный человек. Одну бутылку, пустую — в карман брюк (выброшу по дороге). Другую, с остатками водки — во внутренний карман куртки (позже допью, чего уж там, семь бед — один ответ!)

Начинаю своё неторопливое движение. Вот и освещённый ночными фонарями памятник великому русскому писателю Чехову. Он сидит, закинув одну ногу на другую. Помню, в детстве, мы часто развлекались, рассказывая приезжим, что Чехов ровно полночь меняет положение ног. И немало веселились, когда беззаботные весёлые отдыхающие верили нам, кивая в ответ и обещая, что непременно придут посмотреть на это в полночь к памятнику.

Конечно же, конечно, весёлые, беззаботные и слегка пьяные отдыхающие, легко за две недели спускающие заработанные тяжёлым трудом где-нибудь на Севере или в далёкой, жаркой и опасной стране деньги, нефтяники, космонавты или просто инженеры, конечно же, они просто делали вид, что поверили нам, юным хулиганам, на самом деле не желавшим ничего плохого этим добрым людям. Никогда не просивших у них ни денег, ни чего — либо другого — мы просто развлекались..

Миную старый тир, когда-то показанный в одном культовом фильме. Я очень любил стрелять в нём с самого раннего детства, даже тогда, когда мои руки были слишком легки для того, чтобы зарядить и удержать винтовку. Поэтому винтовку мне заряжали взрослые, а стрелял я, стоя на специальной подставке, а винтовку укладывал на специальный упор. Конечно же, он сейчас закрыт на ночь, но ещё недавно, летом, он работал до глубокой, чёрной южной ночи. Внутри было всё, как и тридцать лет назад, только играла другая музыка и… хозяин, нет, наверное, не хозяин… как его назвать, даже не знаю — управляющий тиром, что ли — был другой. И мишени поизносились. Некоторые даже не работали, как например, самая трудная цель — два бомбардировщика, которые, если в них попадали, роняли бомбы, взрывающиеся с оглушительным грохотом.

Ладно, это было летом, а сейчас поздняя осень.

Холодно.

Достаю из кармана водку, делаю глоток. Водка кажется ещё гаже, чем коньяк. Там остаётся совсем чуть-чуть, дойду до ближайшей урны, допью до конца и выброшу сразу весь мусор, что несу.

Иду дальше.

Вот и школа. Моя родная школа, которую мы прошли с моим лучшим другом, почти братом, от начала до конца. Знали ли мы с ним тогда, когда закончили, когда, пьяные, но не от спиртного (которого тогда мы выпили совсем мало, почти что ничего), а от сладкого тёплого южного воздуха и от ещё неизвестного до этого чувства свободы, счастья и неизвестности будущей, взрослой, совсем взрослой (было немного страшно, но жутко интересно), но, безусловно, долгой и счастливой жизни, мы бродили всю ночь по чистому, умытому поливальными машинами спящему городу, встречая рассвет в море, на специально заказанном для нас, выпускников, катере, разве, знали ли мы, разве могли знать, предвидеть, что жить некоторым из нас на этой Земле времени осталось меньше, чем нужно, чтобы пройти, тогда казалось, бесконечную учёбу в школе от самого начала до самого конца? И конец моего друга будет так нелеп, скор и страшен? И если бы знали, то могли бы тогда что-то изменить в человеческих судьбах? Его, да и моей? Как знать, как знать…