Николай Лейкин - Под южными небесами

-- Что-жъ представленіе-то не начинается?-- спросилъ Николай Ивановичъ, кивнувъ на эстраду.

-- Антрактъ,-- отвѣчалъ капитанъ, прожевывая пряникъ, и видя, что все вниманіе Николая Ивановича было устремлено на женщинъ, находящихся на эстрадѣ, обнялъ слегка Глафиру Семеновну за талію.

Она вспыхнула, но не отъ гнѣва, а отъ удовольствія и тихонько отвела его руку.

На эстрадѣ одинъ изъ мужчинъ настраивалъ гитару. Офиціанты убрали два маленькихъ стола и поставили только одинъ большой. Одна изъ дамъ въ желтомъ короткомъ платьѣ напяливала на руки черныя перчатки до локтей.

LXXXIII.

Раздались звуки піанино на эстрадѣ встрепенулась, оправляя на себѣ коротенькую голубую юбку, полная женщина среднихъ лѣтъ, съ необычайно развитыми икрами и въ бѣлокуромъ парикѣ. Довольно грузно подошла она къ краю эстрады, поклонилась, ухарски подбоченилась и изрядно сиповатымъ голосомъ запѣла французскіе куплеты.

-- Француженка?-- воскликнулъ Николай Ивановичъ.-- Ну, этого добра-то мы и у насъ въ Петербургѣ каждый день въ десяти мѣстахъ видѣть можемъ. Мы поѣхали и думали, что будутъ испанскіе танцы.

-- Сси, сси...-- подхватилъ капитанъ.-- Танцъ будетъ. Въ этомъ кафе перви дамы отъ танцъ.

Голубая француженка пѣла самые заурядные куплеты, жестикулируя и руками, и ногами, посылая направо и налѣво летучіе поцѣлуи публикѣ. Полнота ея, очевидно, нисколько ей не мѣшала: она подпрыгивала и исправно поднимала ноги почти подъ прямымъ угломъ. Когда она кончила пѣть, публика проводила ее сдержанными аплодисментами.

На смѣну голубой француженки выступила тоже француженка, брюнетка въ желтой юбкѣ съ черными кружевами. Эта была помоложе. Опять подобные-же французскіе куплеты, при чемъ вмѣсто припѣва желтая француженка трубила на губахъ и маршировала по военному. Куплеты ея больше поправились, чѣмъ первой француженки. Когда она трубила на губахъ, то публика ей подтрубливала, но по окончаніи проводила и ее очень сдержанными хлопками.

-- Патріотизмъ... Мы не лубимъ французи...-- замѣтилъ капитанъ.

-- Видѣли ужъ мы этотъ вашъ патріотизмъ въ магазинахъ,-- отвѣчалъ Николай Ивановичъ.-- Отъ насъ отворачивались, когда мы только спрашивали испанскихъ приказчиковъ: парле ву франсе.

-- И никто не хотитъ учить французска языкъ.

-- Какъ вы-то, Иванъ Мартынычъ, выучились по-русски? Почему вамъ захотѣлось учиться нашему языку?-- спросила Глафира Семеновна.

-- О, я, какъ офисье отъ моря, получилъ за это капитанъ.

Капитанъ ткнулъ себя пальцемъ въ грудь и показалъ на свои мишурныя бляшки на плечахъ.

На эстрадѣ, между тѣмъ, испанскіе танцоры приготовлялись къ танцамъ. Одинъ изъ нихъ перебиралъ струны гитары, другой позвякивалъ кастаньетами. Позвякивала тамбуриномъ и одна изъ танцовщицъ. Всѣ три танцовщицы были также не молодыя женщины, очень тощія, съ длинными лицами, но не набѣленныя и не нарумяненныя и своею природной смуглостью рѣзко отдѣлялись отъ раскрашенныхъ француженокъ.

-- Почти ужъ старушки Божіи,-- замѣтилъ капитану Николай Ивановичъ.

-- Хороши, добри танцовка не можетъ бить молода женщинъ,-- отвѣчалъ тотъ.

-- Отчего?

-- Практикъ надо имѣть, большой практикъ.

Но вотъ зазвучала гитара. Игралась старинная качуча. Одна изъ танцорокъ, полузакутанная въ черный кружевной шарфъ, выступила впередъ и стала въ тактъ звякать кастаньетами. Немного погодя, не оставляя кастаньетъ, она начала раскачиваться, затѣмъ, выдѣлывая па, прошлась по эстрадѣ и стала подпрыгивать и бросаться то въ одну сторону, то въ другую. Къ ней пристала другая танцовщица и, наконецъ, танцоръ. Одна танцовщица оставалась въ запасѣ и даже сѣла на стулъ въ глубинѣ эстрады, гдѣ сидѣли также и француженки-куплетистки.

У танцующихъ, между тѣмъ, танецъ дѣлался все бѣшенѣе и бѣшенѣе. Дамы то вытягивались во весь ростъ, поднимая кверху длинныя, работающія кастаньетами руки, то почти совсѣмъ пригибались къ полу. Мужчина-танцоръ между ними только дѣлалъ позы и билъ въ тамбуринъ. Кастаньетамъ и тамбурину начала помогать публика, ударяя въ ладоши, и ужъ совсѣмъ заглушила гитару.

Танецъ тріо, наконецъ, кончился. Громъ рукоплесканій. Капитанъ, тоже аплодировавшій, торжественно взглянулъ на супруговъ, какъ-бы спрашивая ихъ:-- "каково?" и при этомъ прибавилъ:

-- Перви національни танцовки!

Николай Ивановичъ былъ разочарованъ и сказалъ женѣ:

-- Я думалъ, не вѣдь что будетъ. А такіе-то испанскіе танцы мы и въ Петербургѣ по "Аркадіямъ" видѣли.

-- На тебя не угодишь...-- огрызнулась супруга.

Но вотъ поднялась со стула третья танцовщица и выдвинулась на край эстрады передъ публикой. Постукивая подъ тактъ гитары кастаньетами и сдѣлавъ нѣсколько позъ, она заметалась въ бѣшеномъ вихрѣ и, сдѣлавъ круга три по эстрадѣ, быстро вскочила на большой столъ и уже продолжала танцевать на немъ. Позы ея дѣйствительно были полны пластики. Трудно было оторвать взоръ отъ этой граціозной женщины. Вдругъ Николай Ивановичъ воскликнулъ:

-- Падре Хозе! Какими это судьбами?

Капитанъ и Глафира Семеновна обернулись и дѣйствительно увидѣли добродушное лицо старика-монаха. Онъ былъ, однако, не въ монашескомъ платьѣ, а въ черномъ сюртукѣ и въ шляпѣ сомбреро съ большими полями.

На восклицаніе Николая Ивановича старикъ-монахъ таинственно погрозилъ ему и прошепталъ:

-- Тсъ, сеньоръ Ивановъ. На эти мѣста я не падре, а Алварецъ -- и все... Ни-ни -- падре...

-- Понимаю, понимаю. Вы здѣсь переодѣвшись. Такъ, такъ... Ну, будемъ васъ за свѣтскаго считать,-- сказалъ Николай Ивановичъ.-- Садитесь, пожалуйста... Винца?

-- А намъ сказали, что вы ужъ сегодня уѣхали въ Барцелону,-- проговорила Глафира Семеновна.-- Намъ капитанъ сказалъ.

-- Я есмь ѣдитъ у Барцелона заутра десять часи. Но я хотѣлъ ѣхать сегодня,-- отвѣчалъ монахъ.-- Но вечеръ я хотѣлъ сдѣлать минѣ маленько удовольстви -- и вотъ...

Старикъ былъ какъ будто сконфуженъ за свое появленіе.

-- Ничего, ничего, кабалеро Хозе. Всѣ мы люди, и всѣ мы человѣки...

Николай Ивановичъ хлопнулъ монаха по-колѣнкѣ.

Капитанъ разговаривалъ съ монахомъ по-испански и, наконецъ, обратился къ Глафирѣ Семеновнѣ:

-- Ахъ, мадамъ, и я должна ѣхать завтра въ Барцелоне.

-- Такъ что-жъ, и мы поѣдемъ. Что намъ здѣсь въ Мадридѣ дѣлать? Ужъ все пересмотрѣли. Достаточно съ насъ,-- отвѣчала Глафира Семеновна.-- Мужъ вѣдь обѣщался къ вамъ ѣхать, въ Барцелону -- вотъ мы и поѣдемъ къ вамъ. Падре... Пардонъ, мосье Алварецъ, вѣдь къ вамъ въ Барцелону собираемся,-- обратилась она къ монаху.

Тотъ приложилъ руку къ сердцу и поклонился.

-- Я будетъ очень счастливъ, мадамъ,-- сказалъ онъ.

-- Николай Иванычъ, такъ завтра...-- лебезила Глафира Семеновна передъ мужемъ.-- Если завтра, то и намъ пора уѣзжать отсюда. Вы говорите, что завтра надо ѣхать въ десять часовъ утра, капитанъ?