Григорий Горин - Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

После грандиозного успеха фильма «Убийство на улице Данте» прошел слух, что Миша — обрусевший француз, любовник Бриджит Бардо, побочный сын Шарля де Голля... Потом почему-то стали говорить, что он итальянец, отсюда, мол, и «улица Данте», и вообще его подлинная фамилия не Козаков, а Казанов...

После многосерийного фильма, где он снялся в роли Феликса Дзержинского, пошел слух, что Козаков поляк, тайный агент нескольких разведок и на своих вечерах, читая стихи, передает шифром секретные сведения тем, кто понимает...

(Говорят, были даже случаи, когда тех слушателей, которые понимали Бродского в исполнении Козакова, вызывали куда следует для дачи объяснений...)

Известие о том, что Козаков еврей и уезжает в Израиль, потрясло всю общественность... Казаки насмерть обиделись... По Дону прокатились волнения... В синагогах ликовали!

Потом поползли слухи о его необыкновенных успехах на Земле обетованной... Рассказывали, что он выучил иврит за неделю, играет на нем много ролей (в том числе и женских под фамилией «Селезнева»). А в свободное время выступает с речами и чтением стихов в кнессете.

И еще говорили, что он сказочно богат — купил огромную квартиру и теперь выгодно сдает ее же по двойной цене самому себе.

И вот я сижу в квартире Миши в Тель-Авиве на улице Боруха Спинозы. Квартира действительно большая, но, как выясняется, слишком дорогая, и ее, очевидно, придется сменить. На иврите Миша говорит мало, в основном употребляя слово «лехаим», понятное мне без перевода... На русском — живо интересуется новостями из Москвы, рассказывает о своем житье: с шести утра учит язык, потом учит роль, потом снова учит язык, потом репетирует роль, потом играет спектакль, потом — короткий сон, во время которого разговаривает на двух языках сразу.. Он совсем не изменился с момента нашей последней встречи в Москве — разве что стал сосредоточенней и добрей: ни о ком из своих коллег не говорит плохо. Качество редкое для служителей театра в Израиле и в России...

Я смотрю на него, слушаю и думаю, какую же новую легенду привезу о нем в Москву. А расскажу я вот что: оказалось, Миша Козаков — не полуеврей, не полурусский, не четвертьфранцуз, а самый что ни на есть чистокровный АРТИСТ — со всеми достоинствами и недостатками, присущими людям этого особого, Богом избранного народа...

Начинаю писать портрет Шуры Ширвиндта, и... рука останавливается. Слишком давно знакомы, слишком плотно общаемся. Тот случай, когда знание деталей только мешает. Как говорится: лицом к лицу — лица не разглядеть. Да и не с моими жалкими возможностями браться за такую модель. Здесь нужны сочные краски, рембрандтовская кисть. Фантазируя, закрываю глаза и вижу портрет Шуры — в домашнем халате, в кресле, с бокалом вина и Саскией на коленях... Или даже с двумя Саскиями... или тремя... (Сразу оговорюсь: ревнителей домашнего очага прошу не возмущаться. Уверен, Таточка Белоусова, жена Шуры, простит мне эту фривольную композицию. Она мудрая женщина и понимает, что силуэты двух-трех Саский на полотне не затмевают ее лика мадонны и царицы семейного очага. В свое время я подтвердил это стихами в ее честь, где есть и такие строки: «Как самый счастливый билет в лотерее, так русская женщина — в доме еврея!») Впрочем, не отвлекаемся. Итак, рисуем Шуру с несколькими Саскиями... Это стереотип, который навязал ему кинематограф: сердцеед, соблазнитель, бабник!..

Иногда, правда, давали сыграть роли меньшевиков. Особенно в застойные годы. Кто-то наверху решил, что типичный меньшевик — это Ширвиндт в пенсне... Большевика разрешили сыграть только один раз, в фильме Карасика, и то — в гробу!

А он еще наиграл бесчисленное количество иностранцев: элегантный француз, суматошный итальянец и, конечно, невозмутимый англичанин с неизменной трубкой во рту.

О, эта несчастная судьба артиста с космополитически правильными чертами лица!

И мало кто знает, что начинал Шура свою жизнь в искусстве как простой русский мужик в спектакле Театра имени Гоголя по пьесе Салынского... Шура с нежностью вспоминает эту этапную роль, когда целый акт надо было лежать в валенках в избе на печи, а потом произнести всего одну реплику: «ПОШТО, МУЖИКИ, ЗАЗРЯ ПО СТЕПУ МЫКАЕМСЯ?!»

Представляю, как замирал зал от неожиданности!..

К сожалению, позже ничего близкого по силе выражения глубины народного чувства драматургия ему не предлагала.

А зря! Ведь если приглядеться повнимательней, Александр Ширвиндт — явление в нашем искусстве удивительно российское, почвенное, сермяжное, если хотите, — недаром же его так обожают и принимают простые люди: рыбаки, егеря, шоферы да и просто ханыги у магазинов. Спотыкаясь о его фамилию, именуя его то Ширлингом, то Шиллингом, они все-таки моментально признают его стопроцентно своим, надежным мужиком.

Вообще убежден: владение Шурой так называемыми «подцензурными выражениями» — искусство неповторимое, музыкальное, если вдуматься! Не удивлюсь, если со временем меломаны и знатоки будут организовывать специальные концерты в залах филармонии, чтобы прийти и послушать, как звучит какое-нибудь низкое «бля» в Шурином исполнении...

А впрочем, может, я ошибаюсь, российского мужика ему уже не сыграть. Потому что впереди у него — роли из библейских сюжетов... Пастух Авраам... Или строитель ковчега Ной. А может, и Моисей, ведущий толпы людей через пески? Картина, достойная кисти Иванова: идет Шура с развевающейся бородой по барханам, дымит трубкой, подбадривает слабых, осаживает нахальных. И так он естественно вписывается в эти библейские пейзажи... И лишь печально-иронический взгляд выдает вечный вопрос, волнующий его с молодости: «Пошто, мужики, зазря по степу мыкаемся?!»

У Миши Державина нелегкая актерская судьба — о нем почему-то не сочиняют сплетен. Это вам не Гафт, не Козаков... Не Ширвиндт, наконец, хотя они появляются на экранах телевизоров почти всегда вместе. Но про Ширвиндта сплетничают, про Державина — нет: вот такая загадка зрительской психологии.

Даже в зените своей славы, когда Миша был Ведущим популярнейшего «Кабачка «Тринадцать стульев», о нем не сочиняли слухов и анекдотов. Про пана Директора — да («женился на пани Монике»), про пана Гималайского — пожалуйста («У Гималайского родилась тройня. Все три матери чувствуют себя хорошо...»). Про пана Ведущего ничего подобного никто не припомнит.

Просто симпатичный Ведущий — и песенка «Закрыт, закрыт кабачок...» Мало! Непростительно мало для известного артиста, каким Державин и является на сегодняшний день.

Пора исправлять превратности судьбы. Пора посплетничать о Державине, тем самым переведя его из разряда «широкоизвестных» в разряд «знаменитых», где ему и приличествует быть соответственно таланту и заслугам.