Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

— Пярну, Пярну… — начал вспоминать и Николай. — А ты знаешь, мне там всего больше понравился музейчик. Современный стиль, все со вкусом. А как любовно сделана экспозиция! Подумали, чтобы не было и скучно. Сколько юмора в старых пожелтевших фотографиях! Помнишь, где буржуи, соблюдая, этикет, стоят в волнах? Дамы под зонтиками в опереточных шляпах, а мужчины с тараканьими усами в каких-то полосатых трико, словно бы узники из чаплинских комедий.

«— Коля, это сейчас смешно. А тогда наш брат, трудовик, там не отдыхал. Во) «вишшый евэт» и выкаблучивался. Надо все в исторической перспективе Так ведь, парторг?

Николай укоризненно посмотрел на жену и они вместе улыбнулись. За «уколами» Тамары где-то виделась гордость за мужа. Возросший престиж в семье, среди своих самых искренних «болельщиков», что греха таить, был приятен и Николаю.

— Я помню, ты все отставал от экскурсии… — отрешенно вспоминала Тамара Константиновна. — А чего ты присох тогда к рыцарю в латах? Или взрослые мужики где-то тоже романтики? — с несмелой надеждой спросила она.

— Этот средневековый эксплуататор был мелким мужичонком. Ростом ниже тебя —160. А ведь это могутный воин. Наводило на размышления. Свяжи-ка это с нашей акселерацией, так…

— Ты приземляешь прошлое. А турниры, розы, дамы?

— Это больше от легенды. Люди ищут хорошее в прошлом, а оно в будущем. Наше время лучше, сильней. И в переносном, и в прямом смысле. Я уверен — древнегреческие атлеты не годились бы сейчас в перворазрядники. Я, вот, читал, — античные коровы еле держались на ногах.

— Еще бы, Коля. Твоих коров «древние греки поили, наверно, вином золотистым».

— Фу, ты, черт! Можем и под Гомера, — рассмеялся Николай.

Раздался звонок. На пороге появился красивый Сергей.

— Чай да сахар.

Николай с болью увидел, как просияло лицо у Тамары. Он хмуро кивнул шоферу.

— Садись с нами, Сергун, — несколько засуетилась Тамара.

— Спасибо, сыт. Чего вы на кухне?

— Святое место. Вон Коля говорит, здесь все движения по НОТу, все под рукой.

— Доктор. Опять поездка по вызову? В воскресенье? Не умеете организовать лечебную работу, — жестко сказал Николай.

— Старику хуже? — почти грубо спросил он у Сергея.

— Лучше.

— Ну, так чего ты? — с желчью обратился к жене Николай.

Та наводила себе губы, засматривая в зеркальце сумки.

— В какой-то стране, — разворчался Николай, — говорят, врачу платят, когда пациент здоровый. А когда лечит — штрафуют…

— Тамара Константиновна. В родильный заедем? — заалев спросил Сергей.

— Как?.. — Тамара замерла. — Уже?!

— Девчонка, — еще больше покраснел Сергей.

— Тогда сначала на рынок. За цветами.

— Еще чего! — взъярился Николай. — На казенной машине с крестом на базар?! Одумайся. Или совсем голову потеряла, — бросил он.

— Зачем на базар, — тихо сказал Сергей. — Можно по дороге в магазин «Цветы». Тюльпаны завезли.

— Коля, поедешь без меня. Я с Александром Николаичем подойду. Минут на сорок запоздаем. Переживешь. Сергей, спускайся.

— Ста-арый муж, грррозный мужж, нэ боюсь я-а тэ-бя», — пародийно напевала Тамара, поправляя перед трюмо шляпку. Затем направилась к дверям.

— Шакурин! — скрипуче, казенно, словно бы: «Следующий!», крикнула она водителю в лестничный проем. — Заводите машину. Поищу стетоскоп.

Она повернулась к Николаю и положила руки ему на плечи. Он видел ее лицо, в глазах — счастье с недовер-чивой мольбой.

— Николай. Ревнуешь! Любишь!!

Он отстранил ее руки.

— Николай… Ударь! Бабы… бабы говорят… не бьет, не любит…

— Жду на берегу, — жарко сказал Николай. — Погоди… измажешь помадой…

— А эту… эту… переведешь в другой отдел.

— Наоборот, — озорно улыбнулся он. — Оставлю. И повышу в должности.

Но на лестничном марше уже стучали каблучки.

Николай переоделся в тренировочный костюм и спустился к гаражу; он был во дворе, за домом. Выкатил вишневую «Ладу». Вылез, из-под руки, по-хозяйски, осмотрел небо. Намуслил палец, высоко поднял руку: ветерок был слабоват, но годился. Он сторожко огляделся — никого не было. Суеверный, как все спортсмены, он подбросил гривенник. Присел на корточки, с опаской посмотрел. Порядок! Вода будет хорошей.

Он покатил, напевая: «Стаарый муж…»

Николай въехал в ворота автостоянки — асфальтового острова, отгороженного от буйной травы жиденькой сеткой.

«Зачем сварные ворота при хилой ограде. И траву бы выкосить… Корма», — отметил в уме Николай и улыбнулся.

Тамара права. Теперь у него второе… нет, не дыхание, второе зрение. Вот что значит сознание ответственности. Перед обществом.

«Что это я? По газетному? А почему нет? Если правильно?»

Николай поставил машину и зашагал к затону, где белели паруса яхт. Он вывел свою на воду и оценивающе осмотрелся. День был погожий, солнечный, но осень, хоть и теплая, ясная, умягчала яркость неба, и вода не резала глаза бликами до боли. Ветерок был подходящий, прогулочный. Панорама напомнила Николаю известную картину Левитана: справа у причала баржи, волжский простор с голубым небом, с облаками — вроде статика, но все там пронизано каким-то движением, движением всего входящего в поле зрения воздуха. Когда смотришь, хочется дышать полной грудью, жадно. Николай натужно вспоминал, как называется эта картина, и не мог вспомнить.

Маневрируя парусом, он вывел яхту на большую воду. При умелом управлении она могла бы развить порядочную скорость, ветерок позволял, и он начал делать все для этого.

«И какой же русский не любит быстрой езды!»

Со стороны Николай напоминал циркача, занимающегося вольтижировкой. Яхта набирала скорость; он менял наклон своего суховатого, мускулистого тела, ложился навзничь над водой, укрощая крен ретивого судна. По обдуву, по гулу воды за кормой, по вздувшемуся парусу, по силе его тяги, он физически ощущал бег яхты. Хотелось наддать еще, еще, выжать все…

«Резервы есть. Надо обратить внимание на недоиспользованные возможности… Господи, опять по газетному!.. Тамара… Да, они должны сейчас прийти. С Александром Николаичем…»

Николай выпрямился, ослабил тягу паруса и направил яхту вдоль берега. Кораблик скользил почти по инерции.

На дорожке из-за кустов показался Александр Николаевич. Он бежал вприпрыжку, в параллель с яхтой. Его догонял костлявый, чуть сутуловатый гражданин. В его протянутых руках острое зрение Николая различило два стаканчика с мороженым. Они остановились и гражданин протянул стаканчик Александру Николаевичу. Тот нерешительно принял, показал рукой в сторону яхты. Гражданин задрыгался, стал делать, смешные издали.

Загребательные движения руками в сторону Николая. Махал бумажкой. Все это было похоже на пантомиму — ветер относил голоса.