Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]
- Название:Жизнь? Нормальная [сборник]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Верхне-Волжское книжное издательство
- Год:1981
- Город:Ярославль
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник] краткое содержание
Жизнь? Нормальная [сборник] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Если даже о «трепач. Я имел в виду спортплощадку, — улыбнулся я.
— Ближе к делу, — произнес я таким тоном, чтоб стало непонятно, обижен я или нет.
— Вы мне задали не простой вопрос. Чтоб на него ответить, нужно вспомнить всю свою жизнь. Я не буду этого делать, — сказал Рушницкий, заметив мой испуг. — К женщине, прежде чем сделать ее женой, нужно предъявить немало требований. Многое, очень многое, нужно взвесить.
— Что же именно?
Ответа не последовало.
Я посмотрел на Рушницкого. Он сидел мертвенный, с закрытыми глазами.
Я видел его таким.
Рушницкий был самым старшим (старым) в нашей туристической группе. Его поместили не в палатке, а в доме, в комнате на двоих. Он избрал меня своим сожителем.
В общем-то, Рушницкий был прекрасным компаньоном. Даже не храпел; он «пуфкал». Когда он переставал пуфкать, я просыпался, как пассажир на остановке. Было страшно и тихо. Я зажигал свет и видел это лицо.
— Николай Иванович, вам плохо?
— Мне никогда не было хорошо, — с юмором отвечал Рушницкий.
Я жадно смеялся и в ознобе накрывался вторым одеялом…
— Так какие же требования нужно предъявить к своей будущей жене? — повторил я вопрос.
Рушницкий поморщился.
— Ничто так не удручает, как банальность. В вас столько юмора. Может, вы предложите назвать мой опыт размышлений техническими условиями на серийную жену?
— Но обо всем этом можно говорить только шутя.
— Нет, только серьезно. Страшная вещь — идолопоклонство.
— Давайте — серьезно, Что значит «идолопоклонство»?
— Поклонение идолу.
— Николай Иванович! Ведь мы договорились — серьезно.
— Идол многолик, — Рушницкий открыл глаза. — Первый респектабельный муж. Второй респектабельный муж. Память о них или один из них, живущий рядом. Он, якобы, беспомощный и неприспособленный, которого вашей жене по-человечески жаль. Или это оболтус-пасынок, доставшийся вам от одного из этих респектабельных, — вдруг озлобился он. — Нездоровая какая-нибудь идеология. Хобби, которое вы не переносите. Квартира, которую почему-то нужно менять. Довольно с вас примеров?
Рушницкий вдруг встревожился и посмотрел на часы.
— Григорий Александрович, займите мне место. Мой талон на ужин…
— Вот этот, — помог я ему разобраться в куче серых бумажек с печатями,
9
Когда Рушницкий исчез за поворотом аллеи, я встал и не торопясь пошел в сторону столовой.
Опиленные чуть не до стволов деревья напоминали кактусы. Пустая аллея выглядела этакой мексиканской.
Навстречу мне шла задумчивая женщина в розовом.
Показатель отрешенности: сумочка в ее руке висела, как фонарь. Это помогло мне быстро сконструировать первую фразу для знакомства.
Я встал на ее пути — что будет?
— Извините, — почти столкнулась она со мной.
— Ничего. Мне представляется, что в руках у вас не сумочка, а фонарь: вы разыскиваете умного человека, с которым можно поговорить.
— Может быть.
— Поздравляю вас. Вы его нашли.
— Я… сомневаюсь в этом. Умный человек не может быть самодовольным.
— Это напускное. От отчаяния.
— Так бывает с застенчивыми, — с иронической искрой заметила она. — Давайте я вам помогу.
— В чем?
— Стать раскованным.
Я упускал инициативу.
Мы сели на лавочку.
— Начнем с того, простой советский Дон Жуан, что иа этот раз у вас успеха не будет.
— Обескураживающее начало.
— Начало? Чего?
— Ну… нашего знакомства. А как представить себе успех, о котором вы изволили заметить?
— Так, как вы себе его представляете.
Я послушно представил себе типовую схему моих отношений с женщиной.
— Затем попробуйте отнестись ко мне с уважением. Без обидной снисходительности, — добавила она.
— Попробую. Но ведь я не знаю вас?
— Браво. Вы начинаете думать. Еще, правда, несмело. Давайте я опять помогу вам.
— Очень интересно.
— Вы не знаете меня. Вот именно поэтому вы и должны отнестись ко мне с уважением.
— Вы хотите сказать, что при нулевой информации предпосылок к уважению столько же, сколько и против? Пятьдесят на пятьдесят?
— Не совсем. Сейчас я узнаю — добрый вы или нет.
— Я добрый и выбираю вариант с уважением.
— Да вы умница!
— Я же сказал вам об этом с самого начала.
— Ой, — поморщилась она. — Вы опять испортили о себе впечатление.
— Главное — ваши впечатления, ощущения. Самоуверенность и самодовольство где-то рядом, что-то их роднит. Что?
— Эгоцентризм.
Она стала серьезной.
— Мне не нравится наш разговор. Я не нравлюсь себе, вы — себе. Ведь верно?
— А друг другу?
— Это ужасно! Мне не нравится оттенок какой-то… пошлости в нас обоих. Давайте помолчим.
Оказывается, парк населен звуками. Репродуктор объявил исполнение вагнеровских Валькирий. Засвистел симфонический ветер, властно зазвучали тромбоны.
— Как вы относитесь к Вагнеру?
Глазами она попросила меня замолчать.
Когда отревел финал, сказала, чуть извиняясь.
— Я совсем не музыкальна. Медведь на ухо наступил. Когда я слушаю «Валькирий», я все, наверное, воспринимаю неправильно. И не знаю толком немецкой мифологии. Но я вижу!
— Что?
— Как бы вам объяснить… Подвижную картину, серую, как в кино. Массивные, грузовые кони — можно так сказать? — тяжело мчат монументальных всадниц, точно покинувших пьедесталы. Всполохи света вырывают из снежной мглы то рогатый шлем, то мощные бицепсы, то могучую грудь, полуприкрытую шкурой. Все целеустремленно, подчинено року. На лице женщины, она ближе ко мне, застывшая решимость. У нее лицо карательницы, всегда одинаковое, как на памятниках…
— А что вы чувствуете?
— Что я чувствую? Это трудно сказать. Меня охватывает неясная тревога, вернее, я заражаюсь ею, потому что все здесь пропитано страхом за что-то…
— Вы меня поразили! Совпадением. Я вижу и чувствую примерно то же самое, но я не смог бы рассказать это связно.
— Вы меня растопили. Не похвалой — искренностью, с которой вы это сказали. Вот так и надо!
С благодарностью взглянула она на меня.
Может быть, она из тех женщин, которые норовят обратить мужчину в какую-то свою веру?
Обратимся, Обращенный должен быть приятен тщеславному миссионеру.
— Надо быть искренним. Толстой говорил, чтои; произведение искусства обязательно должно быть искренним, — чувствуя, что подлаживаюсь и фальшивлю, заметил я.
— Надо быть… — с грустинкой сказала она. — Не надо быть. Когда человек здоров, он не чувствует своего тела. Искренность должна быть… искренней.
Осел. Нельзя обращаться так быстро.
Мы помолчали.
— Меня зовут Григорий Александрович. А вас?
— Марья! Ма-ша! А ну, питаться. Живо, ножками! — крикнул низкий женский голос из глубины аллеи.
— Пошла ужинать. Ксения Ивановна у нас старшая по комнате, строгая. Боюсь, — улыбнулась Маша вставая.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: