Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Так вот, встретив вторично Курлыкина перед отъездом из Дымска, я спросил у него, не увидит ли он Кореньева и что мне надо ему передать очень важную вещь.

В ответ Курлыкин сообщил мне, что Кореньев, будучи в пьяном виде, решил покончить самоубийством и бросился в реку. На вопрос, жив ли он, Курлыкин ответил, что точно не знает, и обещал, что если жив, то передаст ему конверт с вырезкой данного вами в газете объявления.

Считаю своим долгом сообщить вам все, что мне известно об интересующем вас Кореньеве Г. Р., поскольку вы его разыскиваете по важному делу.

В приготовлениях к поездке четы Кореньевых в город Москву принимали активное участие кроме Петра Кривобоких и сам спаситель Василий Георгиевич Лупцов с женой, а также симпатичный нотариус Елизавета Антоновна Балановская.

Сборы были недолги, да и собирать нечего. Но это ничуть не мешало метавшейся из конца в конец Регине обращаться почти к каждому знакомому с просьбой «выручить и одолжить всего на неделю какой-нибудь чемоданчик».

Таким образом, вся комната оказалась заваленной всевозможными чемоданами, а отзывчивая Агния Прохоровна даже привезла кованый сундук, доставшийся ей от прабабушки. За неимением места в комнате его поставили на попа в коридоре, где все соседи обивали себе колени и чертыхались.

Утомленная бесконечными хлопотами Регина по десять раз на дню посылала мужа на вокзал справиться, не изменилось ли расписание поездов и правильно ли записано в кассе предварительных заказов число, и указано ли, что купе должно быть двухместное.

Впервые за всю жизнь Кореньев почувствовал себя до того уставшим, что к вечеру лег на диван и, предупредив, что ходить больше не в состоянии, сразу же уснул крепчайшим богатырским сном.

Тем временем Регина открыла прием поручений. Без конца гудел дверной звонок: приходили участницы ансамбля, просто знакомые и совсем незнакомые люди: кто с просьбой зайти куда-то и сказать то-то, то передать пакетик дальней родственнице, а то и просто позондировать почву в каком-нибудь столичном ансамбле — «не нужен ли им хороший танцор», не ощущают ли они потребности в «великолепной исполнительнице интимно-жанровых романсов».

Регина охотно брала на себя все многочисленные поручения, заверив при этом, что все будет в порядке, так как у нее в Москве несколько близких друзей и все они на очень ответственных должностях в самых различных министерствах.

Особенно напряженным, как бывает всегда, оказался день отъезда. Но вот и это позади. Билеты в кармане, вещи, уместившиеся в одном чемодане, собраны, сундук с благодарностью отвезен на прежнюю квартиру, все поручения записаны не подлежащими расшифровке стенографическими знаками, и даже отремонтирован замок в саквояже, похожем на аккордеон. В него Регина твердо запланировала уложить пачки полученных денег, которые рассчитывала получить в Москве.

За несколько этих небывало загруженных дней Регина немного похудела, что, по единодушному отзыву дававших поручения коллег, «ей очень к лицу», а сам Кореньев стал куда поворотливее и энергичнее.

Он даже так замотался, что за все это время лишь два раза смог достоять в очереди за пивом и, осушив подряд две маленькие кружки, не без зависти посматривал на группу своих бывших знакомых, «сообразивших на троих» и деловито отмерявших пальцем на граненом стакане «законный» уровень.

Наиболее тяжелой кладью оказался баул с бутербродами. Тут уж Регина почувствовала себя настоящей хозяйкой.

— Зачем же нам столько? — удивленно спросил Кореньев, когда увидел на блюде две сваренные куры.

— Все богатые люди, — сказала Регина, — потому и богатые, что берегут каждую копейку. Не бегать же нам все время в вагон-ресторан? Там каждое блюдо стоит огромных денег.

Подобная расчетливость ранее не замечалась за Региной. Заметив такую перемену, Кореньев приуныл.

«На фиг мне это все богатство, если ты собираешься сидеть на деньгах», — приготовился было ответить Кореньев, да решил, что лучше промолчать. В конце концов, пусть болтает сейчас что хочет, а там, когда до денег дойдет, договоримся.

— Ты что, обиделся на меня? — спросила Регина, видя, что Кореньев, задумавшись, водит пальцем по запотевшему окну. — Дурачок! Да это же я так… сама не знаю, что со мной делается, кажется, я от твоего наследства, кроме передач в сумасшедшем доме, ничего другого иметь не буду.

И вот в эту-то минуту в комнату вошла соседка и, протягивая конверт, сказала:

— Когда вас не было, из нотариальной конторы курьер приходил…

Регина нервно надорвала конверт и вытащила оттуда бумажку.

Подождав, пока уйдет застрявшая в комнате соседка, она включила настольную лампу и громко прочла:

«Весьма срочно! Кореньеву Г. Р.

Нотариальная контора города Дымска просит Вас лично зайти сегодня для переговоров по важному делу.

В конторе их встретил у входа сам Василий Георгиевич.

— Что такое стряслось? — испуганно спросила Регина. — До поезда осталось всего четыре часа, а у меня даже еще пижама не уложена…

Лупцов провел Кореньевых в свой закуток.

— Садитесь, пожалуйста… Торопиться некуда…

— Как некуда? — удивилась Регина. — Вы-то ведь хорошо знаете, Василий Георгиевич, что нас ждут в Москве…

— Не ждут, — спокойно и мягко сказал Лупцов. — Вот и Елизавета Антоновна это подтвердить может, — указал Василий Георгиевич на вошедшую Балановскую.

— Только вы, прошу вас, не волнуйтесь, — обратилась к Регине Елизавета Антоновна. — Тут совершенно неожиданное обстоятельство. Как теперь выяснилось, в «Инюрколлегии» получили очень дурные сведения о человеке, которому Геннадий Ричардович выдал доверенность на ведение своих дел… Я этот документ, если помните, Геннадий Ричардович, сама и оформляла. И они решили там воздержаться от переговоров с этим самым…

— Курлыкин его фамилия, — подсказал Лупцов.

— Да, да… Курлыкин, — продолжала Балановская. — И, узнав местонахождение Геннадия Ричардовича, переслали все дело нам… чтобы мы уже связались непосредственно с вами…

Опасаясь, что Регина уже по-настоящему упадет в обморок, Лупцов взял ее под ручку и, приговаривая: «Да все будет прелестно, все будет хорошо», другой рукой изловчился открыть ящик стола, где на всякий случай хранил пузырек с валерьянкой.

В комнате воцарилась тишина. Слышалось только тяжелое дыхание Регины и нервное покашливание не слишком надеявшегося на свое везение Кореньева.