Михаил Левитин - Возлюби ближнего!

Вот и сейчас, закончив телефонный разговор с Алексеем и заметив, как мать смахнула слезу, Надя обняла ее и с упреком сказала:

— Очень уж ты не модерная, мамаша! Плакать из-за такого пустяка! К тому же я ведь еще ничего не решила!

После ухода дочки Ирина Федоровна вспомнила, что с утра собиралась сварить кофе. Надо было вскипятить воду, растереть цикорий, добавить винных ягод и подогреть сливки. Все это сильно походило на колдовство, но Ирине Федоровне подобная процедура доставляла такое удовольствие и так ее увлекала, что она не сразу услышала звонок в передней.

— Кажется, гостя бог дает. Хорошо бы Надя вернулась, да с Алексеем. Уж больно тоскливо одной кофейничать.

— Слух у вас портиться начал, — произнес Будринцев, входя в квартиру. — Шесть раз звонил, только на седьмой откликнулись.

— К врачу уже давно собираюсь, — сухо сообщила Ирина Федоровна.

— Пустая трата времени! — решительно заверил гость. — Глухота — неизбежный спутник старости. Склероз — болезнь неизлечимая. Чем дальше, тем будет хуже. Таков суровый закон природы.

— Спасибо на добром слове, — смеясь, поблагодарила Ирина Федоровна.

Она протянула было гостю руку, но тут же спохватилась и спрятала ее в карман передника.

Дело в том, что с некоторых пор Будринцев перестал здороваться за руку. Подражая индусам, он сделал два шага вперед и, сложив ладони у самой груди, застыл в минутном полупоклоне.

— Здравствуйте. Надя у себя? — спросил Будринцев, снимая пальто.

— Ушла, — сказала Ирина Федоровна. — А куда ушла, не знаю.

— Странно, — недовольно буркнул гость. — Мы еще вчера договорились пойти в Дом кино. Сегодня открытие фестиваля санитарных фильмов. Очень любопытные картинки!

Будринцев отряхнул кепку и, пройдя вслед за хозяйкой в комнату, блаженно произнес:

— Чудовищно аппетитный запах!

— Ну что ж, — улыбнулась Ирина Федоровна, — надеюсь, разделите компанию?

— Не откажусь, — сказал Будринцев, с неприличной поспешностью усаживаясь за стол. — До начала просмотра еще больше часа, — повеселев, сообщил он. — Подожду…

Ирина Федоровна поставила перед Будринцевым чашку.

— Очень рада, что вы пришли. Давно мне с вами откровенно поговорить хочется.

Но внимание Будринцева было сосредоточено на только что вынутом из духовки внушительном круге миндального бисквита.

Ирина Федоровна нарезала бисквит.

— Вы только не обижайтесь, Сережа, — предупредила хозяйка. — Я уже давно собиралась вам сказать… Думаю, что зря вы на мою Надю рассчитываете.

— В каком смысле «зря»? — изо всех сил дуя на не остывший кусок, поинтересовался Будринцев.

— Я, понятно, про ваше ухаживание говорю.

Будринцев гмыкнул и потянулся за новым куском.

— Если можно, плесните еще полчашечки, — попросил гость.

Ирина Федоровна кивнула:

— Пейте до полного удовлетворения и слушайте как следует.

— А вы думаете, уважаемая Ирина Федоровна, что я и без ваших слов не догадываюсь, к чему вы клоните?

Будринцев отставил опустошенную чашку и, привстав, поклонился:

— Сознаюсь откровенно, люблю жевать ваше печево и пить ваш кофе! И вообще скажу вам, как своей будущей теще, что очень ценю ваши кулинарные и прочие домашне-бытовые таланты.

Ирина Федоровна решительно встала из-за стола.

— Ну что ж, откровенность за откровенность! Скажу прямо, как есть. Вы мне, Сережа, с первого дня не понравились, и зятем моим вам никогда не бывать. Зря вас Надя обнадеживает. Другого она любит. Другого.

— Лично мне это неизвестно, — вытянув по-гусиному шею, довольно спокойно ответил Будринцев. — Если вам угодно знать, то не такой я человек, чтобы без боя уступить кому-нибудь место. Вы, наверное, плохо разбираетесь в современных молодых людях, бабуля!

— Бабуля, да не твоя! — сердито отрезала Ирина Федоровна, сгоряча переходя на «ты». — Мне, голубчик, учиться поздно. Я и без разбору вижу людей насквозь.

— Тем лучше для вас и для вашей дочери, — с угрожающим спокойствием сказал Будринцев и, взглянув на часы, заторопился: — Это все, мадам, что вы могли мне сообщить?

— Нет, главная новость осталась при мне, — рассмеялась Ирина Федоровна.

— Гм… При вас? Подождите, подождите, — словно осенило Будринцева, — уж не согласилась ли ваша дочечка выйти замуж за этого дипломированного простачка Чудновского?

И тут Ирина Федоровна, женщина лучезарной честности, ни разу в своей жизни не солгавшая, вдруг, сама толком не понимая, что это с нею происходит, решилась сказать заведомую неправду. Немало тому содействовала и перемена, замеченная ею в лице Будринцева. Выпученные глаза его стали совсем зелеными, а несоразмерно большой нос и похожий на мятую подушку квадратный подбородок покрылись сизыми пятнами.

— Почему же вы молчите? — сиплым голосом спросил Будринцев. — Я же не мальчик, я же и сам догадался… Вы Чудновского имели в виду?

— Угу, — подтвердила Ирина Федоровна. — Так оно и есть. В будущем месяце Надя с Алексеем идут в загс.

Будринцев беззвучно зашлепал губами, но быстро справился с первым приступом ревности.

— А вы ей не верьте, — сказал он, — с девушками всякое бывает. Обещают пойти в загс с одним, а выходят замуж за другого.

Сказав это, Будринцев сложил по-индийски ладони, но, в волнении перепутав все обряды, поклонился в пояс боярским поклоном и трижды пристукнул каблуком на испанский манер.

«Зря я сунулась в их дело, — корила себя Ирина Федоровна, удивленная и несколько напуганная словами Будринцева. — Ведь кто знает, может быть, он ей лучше подходит, чем Алексей?»

Ирина Федоровна еще долго раздумывала, стоя на лестничной площадке, и только тогда вернулась в квартиру, когда услышала оживленные голоса дочери и провожавшего ее Алексея.

Не знаю, согласитесь вы или нет, но тема ревности — такая же вечная, не тускнеющая и актуальная, как, скажем, любовь и долг, красота и благородство, борьба с чаевыми и загрязнением водоемов.

Однако на сей раз речь идет о ревнивцах, чьи действия продиктованы не любовью, а завистью.

Собственно говоря, настоящей любви у Будринцева никогда и ни к кому не было. Он не любил ни родных, ни близких. Из множества знакомых девушек Надя была единственная, которую не возмущал его характер и не удивляли его наклонности. К тому же она не лезла в душу и не возражала ему, когда он, давая волю своей отвратительной натуре, высмеивал людей за доброту, дружбу и бескорыстие.

Очевидно, по этой причине Будринцев пришел к выводу, что лучше, чем Надя, ему не найти. Тут, безусловно, были приняты во внимание кулинарные и прочие хозяйственные таланты Ирины Федоровны.

Будринцев почти не сомневался в успехе твердо запланированной женитьбы, как вдруг объявился конкурент.