Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Не успел его победить, из конторы туча Змеев прет, солнце закрыла.

Кричат:

— Наших бьют! Сокращение штатов! Не позволим!

Обернулись трехголовыми все, кто был трижды проклят, трижды проворовался, трижды проходимец, все трехличные, троеженцы, трижды пропойцы.

— Сдавайся, Победоносец! — требуют конторские. — Мы уже наверх депешу дали, что тебя победили и даже премию за досрочную над тобой победу получили.

— Приписки! — ответил воин.

Начал он контору ту рубать. Ссек голов меньше, чем хотелось бы, потому что у них на сто человек всего две головы пришлось, и те с трухой. Не было у новоявленных настоящих бойцовских качеств, были они какие-то чахлые, ширпотребовские, под копирку деланные, чуть копьем тронь — сами на землю падали, вдребезги бились, парами и туманами исходили. Дохли, приговаривая:

— Хоть ты нас и одолел, но справку о победе мы тебе не дадим. А без нее тебе ратный подвиг не засчитают.

Тут сразу в колокола ударили. Победа! Кончилось иго канцелярское.

Девицы к Георгию бегут, цветы несут, мужики чаркой потчуют. Радость общая. Доехал до белой березы, русской царевны, превращенной чертом в дерево, глянул — у березы Марина стоит и плачет. Голосит, воет:

— Змеюшка ты мой, Гаврилушка ненаглядный! Суженый мой! Как же я без тебя жить-то буду?

Схватила хворостинку и на Георгия Победоносца бросилась:

— Зачем убил?! Почему в загс на аркане не привел?

Исхлестала воину всю спину, обессилев, на травку села.

Пожалел ее Победоносец. Говорит:

— Марина, а Марина…

— Чего тебе?

— Не плачь.

— Отстань.

— Найдется тебе жених.

— Кто? Часом, не ты ли?

— А чего? Может, и я. Только я заграничному галантерейному обхождению с дамами не обучен.

— Не беда.

— Танцы-шманцы не умею.

— Обойдемся.

— Ну, тогда пошли.

— Куда?

— В церковь.

И пошли они под венец. И стала Марина ему верной женой, и не было у нее к нему никаких обид, кроме одной: очень уж она любила, чтобы в избе паленым пахло.

А конторские, черти, ведь правы были: победу ту Георгию без справки не засчитали. Признали недействительной.

Ударил гром, сверкнула молния, начался очередной всемирный потоп.

— О всяком зверье заботишься, а на людей тебе наплевать! — крикнули Ною с земли.

Ной обиженно шмыгнул носом: «Не ценят старые кадры» — и поплелся на капитанский мостик.

Утконос, пингвин, кенгуру, олень сразу полетели за борт. Но попробуй выкинуть африканского льва! Он визжал, царапался, кусался. Его вытурили пинками. Слона выволокли из трюма лебедкой. «Майна! Вира!» — раздавалась команда. Удава срубили вместе с мачтой. Долго гонялись за несознательной мартышкой, хоть она и претендовала на родство с начальником погрузки. Породистая йоркширская свинья не могла найти себе убежища даже на камбузе.

Затем сотрудники стали в цепочку и, по горло в воде, организовали бесперебойную подачу на ковчег документации, дабы на горе Арарат не начинать не голом месте.

— Слава богу! Финансовый отчет спасли! — ликовали служащие. — В первый потоп вся документация погибла. И это до сих пор сказывается на развитии человечества.

По ходу дела возник вопрос: брать бумаги в одном экземпляре или в двух?

— Каждой твари по паре! — раздалась команда.

Портальный кран задыхался от усталости. Ковчег осел так, что скрылся плакат: «Встретим потоп на высоком уровне!» Началась паника.

— Но что такое один ковчег в наши времена? Теперь нужна целая армада.

— На капитальном ремонте, — деловито буркнул Ной.

А вода все прибывала. Ной не растерялся, подводил ковчег прямо к учреждениям, упираясь носом в окна, что позволило значительно облегчить погрузку.

— Документацию спасли! Пора подумать о людях. Тащи сюда их личные дела!

Каждый принес тяжелый тюк: свое личное дело.

— Сами-то садитесь, сами, — волновался Ной.

— Нет, нет! Не бумажные, не размокнем.

Жалобно рычали промокшие до ниточки львы, скулили собаки, умоляюще шипели змеи, по горам бумаг прыгали обезумевшие козы, но на борт не лезли, сознавая, что есть вещи поважнее. А слон даже помогал грузить архивы. Дельфин — истинный друг человека — поднял со дна оброненную кем-то справочку. Возник спор: чьи в первую очередь грузить личные дела, зверей или людей, но зверолюбам дали по рукам, ибо каждому известно, что человек — царь природы. В первую очередь пошла документация на детей.

— А как же мы будем хранить на Арарате бумаги? Ведь их разворуют в первую же декаду.

Выбиваясь из сил, погрузили шкафы. На вытянутых руках принесли сейфы с электронными замками.

— Ну, теперь люди.

— А на чем мы будем писать? Погрузили столы.

— А на чем будем сидеть, пока не наладим производство стульев?

Погрузили стулья.

— Чернила давай, чернила! Да скрепки тащи. Как можно жить без скрепок?!

— Стой, а как же звери?! — вскричал Ной.

Ему бросили на палубу сибирскую кошку, чтобы в длинном пути отгонять крыс от годового баланса.

— Поберегись! Отчаливаю! — истерично заорал Ной.

Ковчег тяжело отошел. Сразу же во всю мощь заработали помпы. На реях, как флаги, сушились подмокшие ведомости. С берега, по горло в воде, облегченно-прощально махали руками люди.

Когда Ной благополучно прибыл на гору Арарат и на собственном горбу втащил в пещеру все тюки с бумагами, он потом долго плакался, что этим непосильным трудом подорвал свой старческий организм. Ной ревел как белуга, вспоминая погибшую цивилизацию, и просил всевышнего поставить перед Адамом вопрос ребром о сотворении человека.

— Я не хочу больше иметь с ними дело! — кричал бог. — Они бюрократы.

— Может быть, еще раз попробуешь? — просил Ной.

— Нет, с меня хватит. Пусть сами как знают.

— Но они же все твои дети! Одумайся! Они многого достигли. Они создали порох и Библию.

— Повторяю: я не хочу больше о них слышать, раз для них бумажка дороже жизни.

— В таком случае я выхожу на пенсию, — пригрозил старина Ной.

— Ну и пожалуйста! — развел владыка крылышками. — Катись к чертовой бабушке. Давай заявление. Я подпишу.

Вот так люди сами себя обрекли на безлюдье. Гуляли по голой земле сквозняки, волны ходили вокруг света. Долгий-долгий путь предстоял человеку. Пока появятся земноводные, пока не выйдут на сушу, пока научатся лазать по деревьям, пока разучатся… Скучно было на земле. Скучно и отвратительно.

Семь дней и ночей пролежали бумажки в пещере, жалкие, как мокрая кошка. На восьмые сутки Ной забежал в пещеру, увидел, что бумажки подсохли, повеселели, залоснились и сложены в аккуратные стопки. А годовой баланс вообще поднял голову и лежал такой пухленький, как будто не было длинных морских перевозок, двенадцатибалльного шторма и прочих катаклизмов. Тесемки его были завязаны кокетливым бантиком.