Александр Лядов - Лучше лизнуть, чем гавкнуть [сборник]

А дальше… А дальше… Не-ет!

Надо прожить в Союзе, чтобы всё это понять. Вы лежали когда-нибудь в простой больничной палате? И я лежал. В урологии. Шестнадцать человек… Жаркое лето. Помещение не проветривается. Медсёстры — бабули. Беспардонные. Языкатые. Простыни… Это…

Подходит заведующий отделением: «Ты самый подвижный, скоро выпишем. Вот тебе прокачка. Пойди, помоги пробить санузлы, а то скоро все в моче плавать будем. Сначала мужской, потом женский».

А здесь. Лежу один в палате! Понял смысл словосочетания «белоснежная простыня». На стене — телевизор. Рядом телефон.

Полотенца… Не знаю, каким что вытирать. Боюсь притронуться, чтоб дураком не выглядеть. Простыни — всё время меняют. Простыни меняют!!

А сестрички! А сестрички!! Одна колет в левую руку, другая в правую, третья поднимает, четвёртая опускает. Обалдеть можно. И всё с улыбкой. И беленькие, и чёрненькие. А еда! Да всегда вовремя. И всё бесплатно, страховка обеспечивает.

Куда я попал? Вспомнил! Мне обещали, что моё поколение будет жить при ком-му-низь-ме! Дождался. Пусть в госпитале. Пусть на другой стороне Земли. Но дождался.

Правда, в этом раю я находился всего три дня. Тут долго не держат. Но почтенный старичок, хозяин собаки, успел навестить меня. Побеседовали с ним плодотворно. Поддержал морально. И материально.

А я вспомнил, как из нашей пятиэтажки молодую женщину покусала собака. Так к ней домой пришел громила, владелец, и чуть не побил её: «Не трожь пса! Он — медалист! А ты — сука подворотняя». А это была учительница. Преподавала русский язык и литературу. Учила его детей. Да-а.

Из госпиталя даже уходить не хотелось. Восстановился быстро. Начал бегать потихонечку. И мечтаю снова расслабиться: комфорт, обслуга, сестрички. Такие вежливые, так нежно прикасаются. Решил подыскать район, где собак побольше.

Чтоб покусали…

Середина девяностых годов. На вторую неделю после переезда в Америку друзья, которые уже несколько лет жили в Штатах, пригласили жену и меня отдохнуть на природе в давно облюбованном ими месте, расположенном к северу от Миннеаполиса, в сторону границы с Канадой. Конец лета. Выехали рано. Каждые полтора-два часа делали остановки в небольших городках. Знакомились с различными сторонами жизни совершенно новой для нас страны — магазинами, автозаправками, питанием, выражаясь привычным языком, в разного рода «забегаловках». И в каждой можно было выбрать еду по вкусу. И в каждой чисто. И можно помыть руки, так как туалет — её непременная принадлежность.

Любовались качеством дорог и их развязками, дисциплиной водителей. Просто поражали шумозащитные заборы. Нет, не заборы — это примитивное наименование, наш лексикон. Это мощные сооружения, которые установлены иногда на много миль вдоль автомобильных магистралей. Впечатляло… Я много ездил по матушке-России, но нигде такого не видел. Да и не мог видеть. Ну кто у нас заботился о влиянии шума на рядового гражданина, живущего рядом с дорогой, которая пролагалась в светлое будущее?

Возле каждой школы спортивные комплексы для игр детей в футбол — и в американский, и в сокер, в баскетбол, в хоккей. Ухоженные поля. Подстриженная трава и тележки, перевозившие любителей гольфа.

Удивлялись количеству строящихся домов, больших и малых, и тому, что строительные материалы лежат рядом на открытых площадках, а значит, никто не боится, что их разворуют.

У меня, занимающегося в прошлом строительством, такое вызывало улыбку. Как же глубоко в нас сидит это желание стянуть всё, что плохо лежит, да и то, что неплохо, тоже. Это у нас в крови. С пелёнок, с молоком матери.

Каждый может вспомнить немало поговорок и пословиц, а главное, действий на эту тему.

Сделали короткую остановку перекусить в кафе, в уже давно построенном здании, где размещалось много разных учреждений, и в каком-то помещении, по-видимому, шёл ремонт. Возле здания стоял большой контейнер, куда выносили мусор и всё, что подлежало замене. Не выдержал. Заглянул. Жена еле оторвала от этого созерцания… Двери, оконные рамы (многие со стёклами), ковры (в рулонах), металлические конструкции, кондиционеры, шкафы, столы, стулья, панели разных размеров, сантехника, провода… Конечно, всё это было не первой свежести, но для российских умельцев это был практически готовый дом на шести сотках дачного участка. На меня это произвело такое впечатление, что я забыл, куда и зачем мы едем, хоть вслух тему не обсуждал, опасаясь быть уличённым в примитивном мышлении.

— Я тоже был ошарашен этим, — неожиданно сказал друг. — Тем более что по этому поводу мною были написаны «бессмертные» стихи:

Посмеялись и двинулись дальше. Не думал, что впереди ещё много удивительного. Свернув с основной дороги в лес и проехав несколько миль, прибыли в необыкновенно красивое место. Извилистая спокойная речка с песчаным берегом, а на противоположном берегу стоящие прямо в воде стеной деревья, как будто не желающие никого пускать на свою территорию. И тишина… Расположились у речушки и занялись благоустройством. Я внимательно осмотрел врытый в землю крепкий аккуратный стол со скамейками, на которых не было вырезано никаких похабных слов. Рядом такой же…

«Не дошла ещё до них наша «культура», — улыбнулся про себя. Но вслух этого не сказал. Хотелось выглядеть воспитанным.

Недалеко стоял гриль. «Как его не утащили до сих пор?» Но не спросил. Стыдно было…

Да! Чуть в стороне ящик для сбора мусора. Крышка целая. Приоткрыл. Чуть-чуть заполнен. На всей поляне ни мусора, ни валяющихся бутылок, ни порванной бумаги, ни окурков…

Словно нас ждали и специально убрали, говоря современным языком, для VIP-персон. «Чего-то я недопонимаю…» — вертелось в голове.

После длительной дороги захотелось уединиться. Направился в наиболее густую часть леса.

— Ты куда? — спросил друг.

— Куда влечёт меня мой жалкий жребий.

— Посмотри в другую сторону, а «Горе от ума» потом декламировать будешь.

Я повиновался. Недалеко стояла будка. Нам тогда они не были знакомы. В Союзе их не делали. «Нынешнее поколение советских людей» уже построило коммунизм. Такими «пустяками» не занимались.

Нет, это была не покосившаяся, сбитая из досок с большим расстоянием между ними и кривой, скрипящей, не закрывающейся дверью развалюха, от которой несло за километр. Такое сооружение узнал бы сразу. Я увидел металлическую, аккуратную небольшую будку, покрашенную, с чёткой надписью «On-site sanitation» и номером телефона. Я двинулся как-то медленно, с недоумением на лице. Легко открыл дверь. Вошёл. Никакого запаха не почувствовал. Чистота. На стенке прикреплён рулон туалетной бумаги. Рулон туалетной бумаги! И ещё какой-то листок. Присмотрелся… Цифры… числа… часы… подписи… Я не понимал, что это значит. Позвал друга. Он, глядя на меня, растерянного, популярно разъяснил, что мой интеллектуальный уровень, хоть и низок, но для разгадки этих отнюдь не наскальных египетских надписей достаточен.