Валерий Тихомиров - Невеликий комбинатор

Браток Сева, несмотря на богатырское здоровье и крутые «завязки» на воле, блатные порядки понимал с трудом. Образ разрисованного киллера не влезал в накачанный ум. Мускулистый лоб вспотел от непоняток, и Сева натужным шепотом спросил соседей:

— Братаны, а чё у него на спине-то ни хрена картинок нету?

Харизматически мохнатые усы Шашлыка жалобно шевельнулись. Кавказец суетливо закашлялся, путаясь в спущенных штанах. Неприметно затаившийся в углу старый форточник Ваня-Шнифт ядовито прошипел, не снимая майки:

— Это ж Теплый! Он очком небось ни к кому не повернется!

Просветленный новым уголовным знанием, Сева оторвался от созерцания росписей на животе главного душегуба Колымы. И сразу же узрел разноцветные купола храмов, художественно выколотые во всю волосатую спину Моченого. Браток тихонько закрыл рот и порозовел, как начинающая проститутка. Уголовные понятия в очередной раз поставили его в тупик. Остальной народ, имеющий татуировки героического содержания на тыльных частях тела, как-то засмущался и начал бочком пробираться в сторону парилки. Последними уходили пахан с Гнидой. Шестерка робко извлек из заначки скромный подарок в честь праздника. От щедрот общака уходящему полагался прикид для воли. Теплый развернул полученный сверток. Внутри оказалось длинное демисезонное пальто, вышедшее из моды еще в позапрошлом веке. Подарок Теплому понравился, и он плотоядно протянул:

— Што-оха!.. — Матерый киллер явно хотел поговорить на прощание.

Рот между синими крестами на щеках приоткрылся, как могильник для потенциальных слушателей. В предбаннике стало зябко. Моченый чуть вздрогнул и, пригнувшись, заковылял в парилку. Даже вроде и не очень торопясь. Правда, напрочь забыв отстегнуть протез. Следом тенью метнулся Гнида. Поболтать с говорящей легендой тет-а-тет идиотов не нашлось. Гулко хлопнула дверь парилки. Авторитеты немного поборолись за место на дальней верхней полке и замерли. Несмотря на жар от раскаленных камней, по их шкурам ползли мурашки. Зеки чуяли, что париться с Теплым — развлечение смертельно опасное.

Прошло три минуты. Никто не вошел. Ваня-Шнифт посинел губами, готовясь к очередному инфаркту. Шашлык тихо заскулил. Страх докатился до полного ужаса.

— Кирдык! — пробормотал Сева, выражая общее мнение.

Время тянулось длинным плевком лагерного туберкулезника. Снаружи доносились приглушенные мокрые шлепки, похожие на удары кастетом по сырому мясу. Может, конечно, это был просто-напросто плеск воды в гулкой душевой. Но клясться мамой в этом никто бы не стал…

Оставшись в одиночестве, Теплый задумчиво почесал левую ногу. Татуировки, нанесенные немецким фломастером, почти въелись в кожу. В целях поддержания имиджа освежал он их часто, а потому мылся редко. Но теперь, перед освобождением, можно было и расслабиться. В конце концов, в свободном мире люди прекрасно обходились и без накожного импрессионизма. Вслед за левой ногой зачесался пупок, обрамленный непереводимыми иероглифами. Душ манил в объятия теплых водяных струй. Не в силах побороть искушение, легендарный киллер сделал шаг в сторону, словно собираясь совершить побег от криминальных условностей. Зуд покатился по всему телу. В раскрашенных руках хрустнула мочалка. Желание помыться перед выходом на волю стало нестерпимым. А терпеть Теплый не умел…

Через двадцать минут ожидания загнанные в парную ловушку авторитеты напарились до истерики. Моченый отстегнул раскалившийся протез, скинул его с верхней полки и прорычал, как загнанный зверь:

— Гнида! Глянь наружу!!!

Потная лысина шестерки жалобно сморщилась, став похожей на огромную пожилую мошонку.

— Папа, он же мне глаз высосет!

Остальные авторитеты заерзали, стремясь исчезнуть из поля зрения пахана. Шнифт для отмазки схватился за сердце и прилег. Но инфаркт случиться не успел. Нижняя половина старой воровской спины попала на протез Моченого. Вместо рубца на сердце вышел ожог на заднице. Древний зек ахнул и отключился. Запахло паленым мясом. Под гипнотизирующим оком смотрящего Гнида приоткрыл дверь парилки. Следом за ним в предбанник вывалилось облако пара, затрудняя обзор. Теплого видно не было. Только из душевой слышался шум льющейся воды, сопровождающийся омерзительным хрустом мочалки. Гнида поспешно вернулся назад. Дверь захлопнулась. Шестерка метнулся к уху Моченого и доложил:

— Моется, век свободы не видать!

— Беспредел, да-а?! — ошеломленно пробормотал Шашлык.

Зачем мыться перед тем, как вспотеть, было непонятно. А значит, опасно. Авторитеты посидели еще немного. Из душевой доносился едва слышный скрип мочалки о разукрашенное тело. Перегревшимся зекам он казался скрежетом перегрызаемой оконной решетки. Выходить никому не хотелось. Теплый не появлялся. Жара в парилке стала невыносимой. Очнувшийся Шнифт жалобно проскулил:

— Чтоб я так мылся!..

Первым не выдержал Сева. Новое поколение боялось как-то по-другому. Наверное, потому, что толком не знало легенд и мифов про Теплого. Браток напряг бицепсы и пополз к выходу. Пока камикадзе проталкивался из тесноты, Гнида не задумываясь, чисто по мнению, подсунул ему под пятку мыло. Сева поскользнулся, замахал руками, взлетел и приземлился рядом со Шнифтом на протез Моченого. Железная нога, лежащая отдельно от пахана, зашипела. Количество обожженных задниц удвоилось. Вой пострадавшего и вонь паленого мяса выплеснулись из парилки одновременно. Затравленно озираясь, браток вывалился наружу, с ходу прицеливаясь пятой точкой в тазик с холодной водой.

В окутанной клубами пара душевой затравленный взгляд дезертира выхватил основные детали пейзажа. Лилась вода, на полу синели пятна неясного происхождения, возле предбанника маячил незнакомый розоватый мужичок… Теплого не было! Сева втянул голову в бугристые плечи, с облегчением шлепаясь в таз. Жжение проползло от бедер к икрам и стихло. На место боли предательски влез страх. Теплый по-прежнему никак не выдавал своего присутствия. Браток уставился на розового мужичка. Судя по отсутствию наколок, тот был просто никем. Так сказать, ноль по шкале уголовной иерархии. Вроде начинающего «чушка». Сева вылез из тазика, продолжая бояться, и спросил:

— Эй! Ты Теплого видел?

— Нет, — мгновенно ответил мужик, но его быстрый взгляд непроизвольно метнулся к широкой зарешеченной дыре слива. Туда от разноцветной лужи на желтом кафеле, зловеще изгибаясь, стекали таинственные синие ручейки.

Сева походя пнул «пустое место» мужского пола, чтоб не путался под ногами:

— Брысь!

Розоватый мужик отлетел в сторону, послушно выпадая из сферы жизненных интересов братка. Потом до Севы дошел смысл происходящего. Он взвыл дурным голосом и рванул обратно в парилку. Дикий рык сотряс кафельные стены: