Майю Лассила - За спичками. Воскресший из мертвых

Преклонение перед богатством не свойственно Ионни. Деньги заманчивы для него не сами по себе, а потому, что его увлекает та игра, которую они дают возможность вести, — игра в миллионера, в делового человека. Ионни наслаждается всякой игрой: он играет в добропорядочного, солидного жениха с колбасницей Лизой, а затем со вдовой, играет в благодетеля обанкротившегося полковника, играет даже в сыщика, на роль которого всерьез, с постоянным и твердым окладом, не согласился бы ни за что.

Ионни играет с детской серьезностью и увлечением, и такая инфантильность этого большущего тяжеловесного человека, почти гиганта с виду, вызывает к нему симпатию и расположение. На фоне буржуазного мира с его денежными расчетами и интересами это взрослое дитя постоянно обнаруживает широту и свободолюбие. Не случайно Лассила сравнивает его с богатырем Самсоном. Буржуазная трезвость и рассудительность для него слишком мелки. Когда у него заводятся деньги, он отказывается от реальной возможности завести себе скромное хозяйство и тем самым положить начало терпеливому и бережливому накопительству. Он сразу метит в миллионеры, потому что миллион — это размах, это веселое, живое дело, риск, авантюра. Буржуазная мещанская среда слишком тесна для Ионни, и, коль скоро не выгорело дело с миллионами, от мелкого мещанского благополучия он отказывается, предпочитая свободу босяка. Ионни «был босяк по призванию… и выше всего на свете ценил эту свою босяцкую жизнь».

Наперекор судьбе, обстоятельствам и возрасту, Ионни носит в себе огромную силу жизни. Нуутинен говорит о нем: «Его сердце сильно любило все, что есть в этом мире». Даже потерпев окончательную неудачу в своих авантюрах, Ионни не думает горевать. Вся веселая чепуха с похоронами и воскрешениями Ионни, сбивающего с толку могильщиков, пасторов, газету и полицию (которой в повести особенно достается за ее полную бестолковость), заключает в себе серьезную мысль: сравнительно с мелкими людишками из буржуазного мира у босяка Ионни больше, чем одна жизнь.

Сила жизни, заключенная в Ионни, его свободолюбие — подчеркивают в нем человека из народа. Все милое, симпатичное в этом нелепом и странном человеке объясняется народными чертами его характера: отсюда и его чистосердечие, и его постоянная энергия, постоянная веселость, широта, щедрость. Мир буржуазной цивилизации не порождает таких натур, как Ионни. Вся путаница и вся фантастичность характера Ионни и его поведения объясняются тем, что этот вольный и свободолюбивый человек вторгся в среду, совершенно противоположную ему. При этом, нисколько не отказываясь от того, что заложено в собственной его натуре, Ионни пытается пользоваться всеми возможностями, предоставляемыми ему буржуазной средой. Комизм большинства приключений Ионни основан именно на этой двойственности. Не желая проникаться буржуазной психологией, он пытается овладеть буржуазными привилегиями. В противоположность всякому истому буржуа, позволяющему себе тратить на собственные удовольствия лишь то, что составляет несомненный доход с его деловых оборотов, Ионни бесшабашно тратит в счет своих будущих, при этом совершенно фантастических, сделок. Буржуа накапливает миллион, а Ионни стремится растратить его, даже еще не получив. И именно потому, что в конце концов Ионни верен собственной, отнюдь не буржуазной природе, все его предпринимательства разлетаются вдребезги.

Было бы, однако, неверно отождествлять Ионни с народным героем. Для народного героя Ионни пошел не совсем обычными путями: он, человек из народа, обязанный лучшими своими качествами народной среде, уклонился от обычной дороги народного героя, уклонился от труда и от борьбы за право на труд. Ионни трудится от случая к случаю, стремясь сохранить свою независимость также и от труда. Лозунги народной борьбы (например, «долой титулы») восприняты им совершенно механически, а роль штрейкбрехера во время всеобщего восстания нисколько не смущает его.

Ионни далек от идеала автора, но даже будучи таким, каков он есть, он одним только своим присутствием разоблачает буржуазный мир, с которым не желает вступать ни в какую положительную связь. Сталкивая Ионни с буржуазным миром, автор подчеркивает всю нелепость собственнических отношений, лежащих в основе этого мира. Буржуазный мир, как видно из повести, — это нагромождение случайностей, страшный беспорядок, господство ложных ценностей.

События, о которых рассказывает повесть, носят часто фантастический характер, но как бы странны и преувеличенны ни были эти происшествия, они выражают типические и характерные отношения той жизни, которую писатель изображает. Лассила лишь обостряет события, оставляя в их основе реальные положения и типичные социальные характеры. Он в этой повести остается реалистом, хотя реализм здесь приобретает особую комико-гиперболическую форму выражения.

Лассила — один из самых лучших представителей финской литературы — причем литературы демократической, прогрессивной. В большей или в меньшей степени творчество передовых финских писателей развивалось под влиянием классической русской литературы и русской общественной мысли. Со второй половины XIX века в Финляндии наблюдается повышенный интерес к русской культуре и литературе. Одно за другим появляются в финских переводах произведения Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Льва Толстого, Чехова. Газеты и журналы помещают статьи, посвященные вопросам русской литературы, эти вопросы обсуждаются в финских литературных объединениях, финские литераторы изучают русский язык. Идеи и темы русской литературы находят отклики в литературе Финляндии. В первую очередь это относится к Лассила, который знал Россию, проникся русским идейным миром, воспитал себя на русской классической литературе. Тем более интересно для советского читателя ознакомиться с этими повестями, которые являются лучшими творениями писателя-революционера и которые во всей финской литературе занимают важное место как в художественном, так и в идейном отношении.

Л. Виролайнен

— А что, черная корова отелилась у Ватанена? — сказала Анна-Лийса, жена Антти Ихалайнена, проживающего в деревне Кутсу, что в Липери.

Она сказала это как бы про себя, сажая хлебы в печку. Эта мысль промелькнула у нее в голове просто так, неожиданно.

— Говорят, уже отелилась, — ответила Миина Сормунен, которая случайно зашла в гости и теперь, шумно прихлебывая, пила кофе. Потом, подумав, что Анна-Лийса ведет речь, быть может, о корове Антти Ватанена, переспросила: