Евгений Дубровин - Эксперимент «Идеальный человек». Повести

- Наверно, эти акулы сожрали все мандарины, - предположила Вера…

- В пору созревания в садах никто не сидит, - пояснила Ирочка. - В это время они собираются в горах, у озера… Поют, танцуют, дискутируют… Так сказать, самовоспитание… Обратная связь. Пусть сами разбираются, что к чему. Правда, Катенька?

«Баламутка» прищурила черный правый глаз и ничего не ответила.

- Здесь все дело в раскрепощении комплексов, - заметил Нуклиев. - Ребенок не должен сдерживать свои чувства, ибо тогда он вырастет рабом. Он должен делать то, что хочет его внутренняя организация. Верно, Екатерина?

Катька открыла правый глаз и прищурила левый.

- А я хочу хека под маринадом, - вдруг заявила Лора, дочь Расторгуевых.

- Ты проголодалась? - забеспокоилась Вера.

- Нет, но хочу хека!

- У нас есть вареная курица, - сказал Онуфрий Степанович.

- П-ф-ф… - фыркнула девочка, - вареная курица. В ней нет витаминов.

- Витамины можно купить в аптеке, - заметил Онуфрий Степанович.

- И посыпать ими курицу?

- Ну да.

- Ты, дед, даешь, - рассмеялась девочка. - Ты очень темный.

- Лора, прекрати! Так нехорошо на старших! - прикрикнула мать. - Она привыкла к хеку в нашем буфете, вот и капризничает, - пояснила Вера. - Замучали прямо этим хеком.

- Он не старший, а дед! Ему скоро сто лет!

- Лора!

- Да! Старый, бедный и темный!

- Лора!

- А у нас на книжке две тысячи! Вот! Мое приданое!

- Лорка, - сказал папа Сенечка, - сейчас отшлепаю!

- Не отшлепаешь! Я тебя не боюсь. Ты добрый. Встань на задние лапки!

- Лора, как ты себя ведешь? - Сенечка нахмурился, что ему никак не шло. - Мне стыдно перед людьми… Я ее редко вижу, все на трассе, вот и избаловалась, - оправдываясь, сказал Сенечка.

- Встань на задние лапки! Пусть дед с бабой посмотрят, а то они не видели медведя. Тут не водятся медведи.

- Лора, прекрати!

- Встань, я кому приказываю! - На глазах девочки показались слезы. - Ну, папка же!

Папа Сенечка попытался отшутиться.

- Но у меня нет задних лапок.

- Есть!

На глазах маленькой Расторгуевой показались слезы. Слезы были огромные и прозрачные, как у мультфильмовского крокодила.

- Сеня, - сказала мама Вера укоризненно. - Ребенок же просит…

- Он не понимает просьб, - сказала Лора, не принимая никаких мер к катящимся слезам.

- Ну хорошо, хорошо… - пробормотал папа Сеня. Он полусогнул ноги и свесил руки, как у медведя, когда тот просит в цирке подаяние. Вид у папы был крайне смущенный.

Девочка улыбнулась сквозь слезы.

- Сеня, стоять! - захлопала она в ладоши. - Так стоять! Выше нос! Еще выше! Молодец! Дай лапу, - Лора пожала отцу руку. - А теперь всем сделаться сусликами!

- Что это значит? - спросил Нуклиев.

- Это значит то, что значит! - передразнила его Лора. - Ну, скорее же! А то разобью графин! - маленькая укротительница схватила стоявший на столе графин с квасом и прижала его к груди.

- Надо сделать так… - торопливо начала мама Вера. - Сначала встать столбиком… - Вера прижала руки к бокам. - Потом свистнуть… - Мама издала шипящий звук. - Ну, свистите же…

Варвара Игнатьевна дотянулась до головки Лоры и погладила ее по волосам.

- Бей, девочка, мы еще купим.

- И разобью! - юная Расторгуева замахнулась, но тут раздался разнобойный свист. Всем стало жалко хрустального графина. Посвистывал даже Полушеф. Нуклиев свистел прямо-таки по-разбойничьи. Старики тоже из уважения к гостям выдыхали воздух, но это нельзя было назвать свистом.

Лишь «баламутка» презрительно скривила губы.

- Не так! - закричала жестокая укротительница. - Все не так! Непохоже на сусликов! Надо встать на колени! Мама, покажи им!

Вера покорно опустилась на колени, с трудом совладев с чересчур узким платьем. Остальные переглядывались в нерешительности.

- На колени! - послышался категорический приказ. Из запрокинутого графина тек квас, но экспансивная укротительница не замечала этого.

- Какой раскрепощенный ребенок, - восхитился Нуклиев и тяжело рухнул на пол, захрустев нетренированными суставами.

~ Просто голова ничем не занята, - заметил как бы про себя пенсионер Федор Иванович. - Если бы она изучала клинопись…

- И ты, ученый дед, становись! - крикнула Лора.

- Встаньте, ради бога, - посоветовал снизу писатель Нуклиев. - Вы же видите, ребенок не в себе. Вы раздражаете его комплексы. Знаете, чем это грозит? Если все время тормозить комплексы ребенка, то он вырастет внешне покорным, но внутри хитрым и коварным.

- Если человек не занят, - Полушеф, кряхтя, опустился на колени. - Если он не занят, то мучается дурью. Допустим, клинопись… Человек, увлекающийся клинописью, живет как бы в двух измерениях. Сегодня и вчера. Ему некогда бить графины.

- Клинопись - страшное закрепощение ума, - подал голос со своего места Нуклиев. - Еще похлеще, чем что-либо другое. Например, вдалбливание английского или музыка. Музыка тоже очень плохо. Она делает ребенка уже в шесть лет человеконенавистником. Музыка будто битье бутылок на свалке - это ужасно. А балет…

- Значит, вы вообще против воспитания? - спросил Федор Иванович.

- Я за раскрепощение комплексов.

- По-вашему, получается - не надо ничего делать?

- Нет. Я этого не говорю. Просто надо идти следом за комплексами, осторожно раскрепощая их. Что-нибудь да получится.

- А если ничего не получится?

- Такого не может быть. Любой человек - неповторимый мир. Не надо коверкать этот мир насильственным наложением условностей. Вера, ваша дочь занимается музыкой?

- Да, - гордо сказала Вера. - И музыкой, и балетом, и английским, и вышивать учится.

- Вот она и мстит вам за это.

- Пусть. Она еще маленькая. Вырастет - благодарить будет.

- Выпить хочется, - несмело сказал Онуфрий Степанович.

- Всем! Всем встать на колени! Считаю до трех! - воскликнула Лора, которой надоело слушать ученый спор. - Раз! Два!

- Кидай, внучка, кидай! - сказала Варвара Игнатьевна. - А то ручонка-то дрожит.

- Три!

Трах! Графин разлетелся вдребезги. Осколки осыпали стоявших на коленах теоретиков. Вспенившийся квас потек в сторону поборника раскрепощения комплексов. Тот проворно вскочил на ноги.

«Баламутка Катька» усмехнулась.

Вдруг дверь заскрипела, и в комнату вошел Геннадий Онуфриевич, держа за руку бледного мальчика, одетого в кримпленовый темно-серый костюм, остроносые лакированные туфли и кружевную рубашку. Наряд мальчика дополняли синий галстук и белый платочек, торчащий из кармана пиджака.

- Что здесь происходит? - удивился Геннадий Онуфриевич.

- Good afternoon! [16] Добрый день! (англ.) - вежливо сказал юный джентльмен и склонил аккуратно подстриженную голову.

Все молча таращили глаза на вошедших.

- Мы немного задержались, - Геннадий Онуфриевич осторожно поднял ногу, пропуская поток кваса в сторону Федора Ивановича. - Не рассчитали с электричкой. А вы уже бьете посуду?