Евгений Дубровин - Эксперимент «Идеальный человек». Повести

Мы с Кимом топтались сзади, как аисты, поднимая и опуская ноги, пытаясь установить, оставляют ли наши грешные ноги следы на этом нереальном полу.

- Звал! Да! Звал! - Голос был такой густой и низкий, что у меня защекотало в ушах.

Самого Наума Захаровича мы не видели. Его закрывала почти метровая статуэтка девушки с корзиной на плече. В корзине был настоящий жасмин, а на пьедестале - «Нашему дорогому лауреату от коллег по сельхознауке».

Из-за цветов высунулась бледная, тонкая, с рыжими веснушками рука и отодвинула девушку на край стола. Наум Захарович предстал перед нами.

Узкое худое лицо, лысый череп, плоский широкий нос и огромные пылающие глаза. В институте мало кто выдерживал взгляд декана факультета механизации. Казалось, его глаза жили своей особой жизнью, отличной от тела. Они набрасывались на человека, начинали выкручивать ему руки, воротить набок голову, что-то в нем переставлять, передвигать, усовершенствовать, механизировать, автоматизировать. Несовершенство человеческого организма, видно, страшно их возбуждало. Не могу сказать точно, но, по-моему, то же самое испытывали и предметы, когда Н. 3. Глыбка на них смотрел.

В институте его звали Маленьким Ломоносовым.

- Ага, - сказал декан, пристально глядя на мою руку. - Вы изобретатели скоростной сеялки?

Я поспешно спрятал руку за спину. Мне вдруг стало стыдно, что на ней всего пять пальцев, а не шесть или семь.

- Ну, какие мы изобретатели…

Декан отвернулся и стал смотреть в окно. Так прошло с полчаса. Ноги у меня затекли, так как стоять на коричневом льду неподвижно было тяжело; мои подошвы неожиданно разъехались, и я плюхнулся на диван. Тина хихикнула.

Глыбка, наконец, повернулся к нам. Взгляд у него был отсутствующий.

- Сачкуем? - спросил он скучным голосом. - Устраняемся от трудностей? Клопов давим? Мух ловим? Сельхозпрогресс на самотек пускаем? Честь института оплевываем? Народными тыщами на ветер сорим?

Мы молчали.

- Очки втираем? - продолжал Наум Захарович так же без всякого выражения, только глаза его пылали. - Кому пытаетесь втереть? Мне? Черта с два вам это удастся. Ишь какие умные - взяли типовую сеялку, поставили на ней две шестеренки и пытаетесь защищать диплом. Не выйдет.

- Но Кретов сказал…

- Кретов, Кретов, - вздохнул Глыбка и опять стал смотреть в окно. - Что он смыслит в сельском хозяйстве?

- Но ведь двадцать километров! - пытался настаивать Ким. - Это значительно больше, чем восемь - скорость посевного агрегата сейчас…

Глыбка резко обернулся.

- Ну и что? Кого это удивит? Что перевернет? Кого разоблачит, что развенчает? А? Я вас спрашиваю! Настоящий ученый не должен копаться в мелочах. Пусть это делают ремесленники. Настоящий ученый должен переворачивать, низвергать, будоражить! Только тогда он двинет вперед прогресс! Вот если бы вы мне сказали, что сможете сеять со скоростью триста, пятьсот километров, - это да!

- Тогда это будет не сеялка, а самолет, - сказал я.

Потом я много раз ругал себя за эту фразу. Мне не надо было ее говорить. Может, тогда все пошло бы по-иному, вся моя жизнь…

Глаза Наума Захаровича вспыхнули так, что в них больно стало смотреть. Даже гипсовая девушка испугалась и выронила из корзины цветок. Глыбка схватил его, быстро повыдергал лепестки, поднес к глазам и бросил.

- Летающая сеялка, - пробормотал он, - да…по бокам крылья…

Декан заметался по комнате, сокрушая все на своем пути. Развевающаяся пола его пиджака зацепила скульптуру, и девушка с корзиной упала на пол. Но Глыбка этого даже не заметил.

- Летающий культиватор… - говорил он все громче и громче. - Летающий плуг!.. Мы перевернем сельхознауку! Мы создадим эскадрильи сельхозмашин! - Декан уже вдохновенно кричал: - Эскадрилья культиваторов! Пахота на бреющем полете! А? Звучит? Завтра же приступим! Нет, зачем завтра? Сейчас! Где Кретов?

Наум Захарович бросился к телефону. Руки его дрожали, и уши, длинные, как у тушканчика, подергивались.

- Надо бы сначала сеялку закончить, - робко подал голос Ким. - А то к защите не успеем.

- К черту вашу сеялку! Немедленно приступайте к проектированию летающих сельхозмашин! Начнем с летающей бороны - и диплом я вам гарантирую. Алло! Алло! Кретов? Косаревский? Косаревский, срочно найдите Кретова! Поняли? И ко мне! Оба!

- А вы чего стоите? Марш за ватманом и карандашами!

Декан стал теснить нас грудью. Взъерошенный, возбужденный, он напоминал рассерженного воробья.

Ошеломленные, мы поплелись к Дмитрию Алексеевичу. Институт уже лихорадило. Трещали звонки. Бежали курьеры. Косаревский тащил куда-то кусок пропеллера.

Я так и думал, что он из вашей сеялки мыльный пузырь сделает, - сказал завкафедрой. - Что же нам предпринять? Бросать работу никак нельзя. Эх, нам бы дня на три трактор, и сеялка вчерне готова! Тогда можно было бы и наступать.

- Может, к ректору сходим? - подал мысль Ким.

- К ректору, конечно, сходить можно, да Глыбка наверняка успел позвонить ему и затуманить мозги. У него это здорово получается. Ну ладно, хлопцы и девчата, идите домой, отдыхайте. А завтра мы чего-нибудь придумаем.

Косаревский явно задавался. Он разгуливал по гаражу в синем халате и, помахивая связкой ключей, отдавал распоряжения первокурсникам:

- Двое - промыть фильтр! Ты, рыжий, почисть колесо!

Увидев меня, лаборант стал еще важнее. Вперевалку он подошел ко мне и похлопал по плечу.

- Как дела, Рыков?

- Ничего. А у тебя? - Я встал на цыпочки и тоже похлопал Косаревского.

- Отлично.

- Ну и прекрасно.

- Мы опять похлопали друг друга.

- Работаешь, значит? - спросил я.

- Работаю. Вчера старшим лаборантом назначили. - Косаревский стал надуваться.

- Старшим лаборантом?! - я сделал изумленное лицо.

- Да. И одновременно буду учиться в аспирантуре.

- Здорово! Везет же людям!

- Да… Оклад - сто.

От важности Косаревский совсем превратился в статую.

- Но и работы здесь много, - покачал я головой.

- Конечно, много, - процедил старший лаборант.

- Почистить, помыть, заправить тракторы… Не успеваешь, наверно. Вот этот «Беларусь», мне кажется, совсем неисправен.

- «Неисправен»! - презрительно фыркнул Косаревский. - Да на нем хоть сейчас в поле.

Я с сомнением обошел вокруг новенького трактора.

- Смазан? Заправлен?

- Конечно.

- Инструмент на месте?

- Конечно.

- И пусковой шнур?

- Разумеется.

- Нет, ты все-таки молодец, Косаревский! - воскликнул я. - Кто же сторожит всю эту красоту?

Старший лаборант скромно пожал плечами.

- Я.

- И ночью?

Косаревский неопределенно промолчал. За углом меня с нетерпением ожидал Ким.

- Ну как? - спросил он, едва я подошел.

Трактор в полном порядке. Замок едва держится. Сторожа нет, - отрапортовал я.