Станислав Зелинский - Калейдоскоп

В подобных приключениях прошло два дня. И наконец, при безоблачном небе, Мельба ступила на взлетную полосу. Обошлось без планерной лебедки, хоть пробные опыты оставляли поначалу мало надежды. Мельба на старте упиралась и взамен того, чтобы отправиться в воздух, мычала в наш адрес какие-то невнятные претензии.

— Чего-то ей не хватает, — бросил я между прочим.

— Конечно же, колокольчика! Что за недосмотр!

Получив колокольчик, Мельба воспряла духом. Потопталась на месте, а потом двинулась бодрой трусцой, через минуту пустилась полным ходом, словно бык при виде мулеты. Ангельская семерка действовала безупречно.

— Летит!

— Летит!

Мельба набирала высоту, ангельские крылья блистали на солнце.

— Летит! — кричали мы оба. И упали друг другу в объятья. А тем временем Мельба, описав круг над двором, взяла еще выше. Потом внезапно снизилась, чтобы распугать стаю грачей и галок.

— Мельба, Мельба, Мельба! — неустанно слали мы ей свой привет, а Мельбе уже надоели ландшафты по эту сторону гор. Проплыла она над яром и, сколько было в крыльях сил, пошла к гиблому лесу выше по склону.

— В машину! За ней!

Не успел я хлопнуть дверцей, друг дал полный газ. Помчались в сторону пышных лугов. Мельба кружила величаво, как аист, высматривающий ужа себе на десерт. А на пастбище разгуливал бык, знакомый всем окрестным телочкам.

— Ух ты распутница! — выругался мой крестьянин, потому как Мельба сложила крылья и камнем рухнула к ногам быка. Приземлилась с изяществом десантника, однако застала быка врасплох, он при виде коровы, падающей с неба, зашатался, а затем, словно пораженный молнией, свалился на правый бок. Мельба, опустив крылья, глядела на быка с горечью и разочарованием.

— Тряпка, а не ухажер, — заметил мой друг. — Выбрала же ты кавалера, разбей его паралич!

От ближних строений уже бежал селянин в фетровой шляпе. Он размахивал колом, вопил «Бандиты!», выкрикивал что-то о скоропостижной смерти и о тюрьме. Мельба оказалась в смертельной опасности. Не мешкая, мы кинулись на помощь.

У Мельбы слезы лились ручьем. Бык лежал замертво. Я подал своему крестьянину горящую газету.

— Эй, кыш! — гикнул он и взгрел быка под хвостом.

Покоритель телок сразу вскочил на ноги и без всяких возражений удалился с луга, скуля, как побитая дворняга. Селянин приподнял шляпу и ушел устыженный, опираясь на кол, будто на обыкновенную трость.

Мельбе мы приказали возвращаться немедленно в хлев. Сами тоже поспешили обратно.

Мельба совершенствовалась от полета к полету, худела, о дойке и слышать не желала, к вымени не подступишься.

— Что теперь будет? Где возьмешь ты двенадцать тонн в год? Ведь на вымени Мельбы висят обязательные поставки.

— Организую платные показы… — неуверенно промолвил мой друг. — С билетов авось выручу не меньше, чем за контрактованное молоко.

— А что заявишь на пресс-конференции?

— Ой, это мелочи. Скажу, что тут не молочная лавка и не вернисаж кормилиц.

Упихал я как попало свой рюкзак, не терпелось уехать. Мой крестьянин развлекал меня легкой беседой.

— Удалось бы рационализировать овцу…

Я старался не слушать, хотя знал, что мой друг шутит. Сидели мы в закусочной «Под каштаном», и уже слышен был грузовик, одолевающий серпантин горной дороги.

— Едет Чок-Чок, — сказал крестьянин и непроизвольно сверил время. — Когда водитель крикнет «Приехали. Чок-Чок», часы на колокольне начнут бить двенадцать. Так у нас издавна повелось.

Ждали мы, ждали автобуса — ни слуху ни духу. Захватит меня с собой Чок-Чок, уж условились.

Перевел Св. Котенко.

Архитас из Тарента, друг Платона, был всесторонне одаренным человеком. Он прославился как государственный муж, философ, стратег, математик и астроном. Его рассудительность и готовность к самопожертвованию, мудрость и трезвость, проявленные при решении важнейших для города проблем, ставились всем в пример. Он командовал на трех войнах, семь раз доверяли ему пост стратега. Он решил задачу с квадратом куба и открыл аналитический метод, стяжав таким образом славу выдающегося математика. Был также хитроумным и ловким механиком. Изобрел блок, винт и погремушку. Искусственную птицу, созданную Архитасом, встречали на Балканах, а потом в Восточных Карпатах якобы даже в середине тридцатых годов нынешнего столетия.

Архитас принадлежал к пифагорейской школе, его философским наследием занимались многочисленные исследователи, в том числе Гартенштейн (1833), Группе (1840), Бекманн (1844—1850). К сожалению, существует обоснованное мнение, что большинство трудов, приписываемых Архитасу, было фальсифицировано сразу же после его кончины либо значительно позже. Достоверное определение — что принадлежит Архитасу, а что его продолжателям, по-прежнему сопряжено со значительными трудностями.

Архитас погиб при крушении корабля, который разбился и затонул у берегов Апулии.

Две с лишним тысячи лет спустя я сидел у камина, нагреваясь приятным теплом, струившимся от догорающих березовых щепок. Хотя уже недели три держалась хорошая погода, но здесь, в предгорье, солнце уже пригревало скуповато, от предутренних заморозков подергивались ледком лужи и вечера были пронизывающе холодными.

Мы перерыли всю домашнюю библиотеку, заглянули во все книги, где говорилось о травах, бальзамах или чудодейственных снадобьях. Наконец осталась только старая поваренная книга. Верминия листала ее небрежно и рассеянно. И приговаривала:

— Кто ныне способен вчувствоваться в атмосферу и антураж старинной кухни? Послушай: «Молоденького барашка запекают целиком на вертеле, и целиком подают к столу, коротко обрезав шею и украсив папильоткой. Хорошо пропеченный и подрумяненный барашек выглядит вполне аппетитно». Или: «С телячьим окороком поступают точно так же, как и со свиным». Лет тридцать-сорок назад эти строки еще что-то значили, а теперь они не более чем образчики кулинарной прозы начала девятнадцатого века. Сколько живу, не видала барашков в папильотках и ничего от этого не потеряла.

— Ищи среди джемов, варений; мармеладов, желе. Может, наше повидло затесалось в высшие кулинарные сферы?

— К чему эти глупые шуточки? Ладно, еще раз просмотрю сначала, а ты помешай в камине, у меня ноги мерзнут. Может, тебя интересует рецепт пюре из айвы? Послушай: очищенные плоды нарезать, залить в кастрюле водой и варить да размягчения. Протереть сквозь сито… Слушаешь? Нет, это не то, — Верминия захлопнула книгу, пододвинула кресло к камину. — Единственная польза, что дом вспомнился и домашние варенья. Кажется, я очень любила варенье из белой черешни, в него клали массу ванили, а вычищенные ягоды начиняли дольками миндаля или ядрышками из косточек абрикоса. У нас ценились черешни «канареечки», «сердечки» и «эсперены». Разве теперь что-нибудь чистят? А прежде и крыжовник, и даже смородину…