Иоанна Хмелевская - Лесь

В основе своей Лесь был импрессионистом, а сюрреализм и абстракционизм вели борьбу за его творческое «я» с переменным успехом. Следы этой борьбы четко наметились в создаваемом портрете. Источник вдохновения не обращал на художника ни малейшего внимания, Лесь рисовал беспрепятственно и с жаром, пока вошедший Каролек не заинтересовался его работой и не начал рассматривать уже оконченное произведение.

— Барбара, — позвал он, подавляя бестактное хихиканье, — иди-ка посмотри на свой портрет.

Барбара, предчувствуя недоброе, встала и подошла к Лесю.

— Что это такое? — спросила она, помолчав. — Что означает это странное нечто? И в чем же ты углядел сходство со мной, Каролек?

— А он не спускает с тебя глаз.

— Ах вот как. Нельзя ли пояснить, пан Лесь, в какой степени ваше творение связано со мной?

В подозрительно бархатном голосе Барбары прорывались зловещие нотки, но увлеченный художник не обратил на это внимания и продолжал восторженно пялиться на нее.

— Я вас так вижу, — прошептал он страстно.

У Барбары на мгновение перехватило голос.

Портрет представлял собой многочисленные геометрические фигуры, с некоторым усилием в них удалось бы увидеть обнаженную, так сказать, натуру, то есть деформированную фигуру, пожалуй, женского пола в позитуре сфинкса с весьма приподнятой вверх задней частью и с чем-то вроде цветочка на передней, представляющей, скорее всего, зубы. Барбара и Каролек долго рассматривали шедевр в молчании.

— Вы меня так видите?.. — медленно начала Барбара. — Это только меня вы так видите или всех женщин?

— Только вас…

— Позвольте выразить вам сочувствие. Целыми днями пребывать в одной комнате с чем-то, что вы так видите, это чудовищно! Мне вас искренне жаль! Надеюсь, вам станет легче по возможности этого не видеть! Повернем ваш стол, и с сего дня вы будете сидеть ко мне спиной!

Каролек бестактно и напропалую захохотал. Заинтригованный Януш присоединился к группе около Леся и стоял молча, сраженный оригинальностью виденья женщины. Кто-то еще заглянул в комнату и вошел, предчувствуя нечто интересное. Через минуту над Лесем собралось уже семь человек. Последними присоединились главный инженер и зав мастерской.

— Что это такое? — с любопытством осведомился главный.

— Портрет Барбары, — вежливо объяснил Каролек.

Главный и зав взглянули друг на друга с ужасом. Подтверждались их самые худшие предположения.

— Прекрасно, — слегка неуверенно начал зав. — Вы прекрасно уловили… Это характерная деформация…

— Что? — холодно прервала его Барбара. — Что ты сказал?

Зав вдруг понял, что попался. С одной стороны — опасный безумец, в руках у которого он собственными глазами видел мясницкий нож, а с другой — разъяренная и непредсказуемая фурия. Сначала он хотел попросту удрать, но тут же устыдился: главному архитектору, руководителю коллектива, надлежит нести все связанные с должностью тяготы. Секунду поколебавшись, он решительно повернулся к фурии.

— Мне надо с тобой поговорить. Пожалуйста, пройдем ко мне…

Они с Барбарой вышли, а главный, когда первый шок миновал, к вящему удивлению окружающих начал вдохновенно всех убеждать: произведение Леся, дескать, просто уникально и великолепно.

Через четверть часа вся мастерская была проинструктирована: жара особенно повлияла на одного из сослуживцев. А польщенный Лесь никак не мог понять, чему приписать восхитительную, прямо-таки навязчивую общую доброжелательность и отзывчивость. Все как один поспешно соглашались с его рассуждениями, оказывали услуги, старались предупреждать малейшие его желания. Даже Януш, который до сих пор нудил его и пилил, теперь избегал как огня всякого упоминания о сроках исполнения интерьеров.

Настроение Леся радужно расцвело. Он вдруг почувствовал глубокую симпатию к сотрудникам, черные мысли испарились вместе с подавленностью. Веселый и счастливый, он совсем забыл о страшных призраках и вспомнил о них лишь на следующий день по пути на работу.

Разумеется, он снова опоздал и снова не придумал никакой убедительной причины. Радужное настроение пошло к черту, и душа снова погрузилась во мрак и живейшее негодование на кадровичку.

Он вошел в ее комнату, подписал присутствие и помедлил. Сделать вид, что совсем забыл о книге опозданий, и поскорей смыться к себе в комнату? Не успеет, сейчас Матильда пихнет ему эту мерзкую макулатуру…

Ничего подобного не произошло. Пани Матильда мрачно взглянула на него, отняла служебную ручку и, не говоря ни слова, вернулась к своим делам. Лесь забеспокоился. Уже вчера, под конец рабочего дня он понял, что утренняя встреча с завом и главным не прошла безнаказанно и его подозревают в помешательстве. Все бы ничего, и он вовсе не переживал, поскольку в такой ситуации было кое-что приятное. Однако, если твердокаменная кадровичка, испуганная его сумасшествием, боится рассердить его книгой опозданий, по-видимому, дела зашли далеко. И неизвестно, куда еще могут зайти… Во всяком случае, он спрашивать про эту идиотскую книгу вовсе не намерен!

— Добрый день, — поздоровался он, войдя в свою комнату и положив портфель на стол. — Вы случайно не знаете, почему Матильда не всучила мне сегодня кондуит? Или все дело в том, что я спятил?

— Отчасти, без сомнения, так, — вежливо подтвердила Барбара. — Но основная причина в другом. Причина весьма нелестная для вас.

— Пойди и сразу признайся, — добродушно предложил Януш. — Говорят, признание — смягчающее обстоятельство.

— А в чем мне признаться? — осторожно осведомился Лесь. Беспокойство его возрастало.

— А вы не упрямьтесь. Не имеет смысла, и так все выяснится.

— Или лучше не признавайся открыто, Матильда такого не простит, — предостерег Каролек. — Подбрось потихоньку.

— Она все равно не простит. Старайся обходить ее стороной.

— Да, у вас жара тоже на головке сказалась, — обиделся Лесь. — В чем дело?

— Ладно уж, не прикидывайся. Хоть перед нами не валяй дурака. Понятно, Матильда, Ипочка, Збышек, а нам-то зачем? Да что там! Признавайся, где спрятал. Или домой уволок?

— Перед сном почитываешь? — поинтересовался Каролек.

— Надеюсь, вы не сожгли ее? — забеспокоилась Барбара. — Там столько живописных подробностей!

Только немного погодя Лесь понял, о чем шла речь: новость громом громыхнула. Административный журнал самым непостижимым образом исчез, и подозрение пало на него. Его ошеломила не столько информация, но идея, наипростейшая идея, до которой он так и не додумался. И долго еще он не мог прийти в себя от огромных перемен, происшедших в жизни без всякого с его стороны вмешательства!..

Книга опозданий исчезла, словно в воду канула. Целый день не только пани Матильда, но и все сотрудники искали сей документ без всякого эффекта, быть может, оттого, что кроме кадровички все остальные особо не усердствовали: документ не пользовался большой симпатией подписчиков, и его дематериализация вызывала всеобщую тихую радость. На подозреваемого Леся смотрели благосклонно и находили, что у него гениальная голова.