Лион Измайлов - Засланцы

Однажды позвонил мне Волович и сказал, что у них с Хоречко ко мне есть серьёзный разговор. Они приехали. Я ожидал какого угодно разговора, но только не этого.

Оказывается, пока жена Хоречко ездила к маме в Одессу, Хоречко гулял здесь «по-чёрному». Послезавтра жена Хоречко должна вернуться, а Хоречко подцепил сразу всё, что не нужно. И вот они теперь приехали к «специалисту» советоваться, что делать.

Я дал им телефон врача, но что ему, Славе, придумать, не знал. Мы долго строили всякие планы и выдумывали объяснения, но Хоречко в результате сам придумал выход.

Когда жена вернулась, Хоречко сказал, что он упал с кровати и сломал член. В доказательство показал прибинтованный к дощечке многострадальный свой орган. Жена поверила, а что ей оставалось ещё делать?

Кончилось всё это плохо. Хоречко влюбился в Татьяну Коршилову. Была такая в семидесятые годы красавица-телеведущая. Закрутился бурный роман. Я помню, что мы, юмористы и «беспощадные» сатирики, собрались на семинар в Болшеве. Нас там было человек сорок. Хоречко приехал туда с Коршиловой, и там же была жена его с подругой Надей, девушкой Жванецкого.

Жена, конечно, очень переживала. Она была милая и красивая женщина, но вот полюбила такого загульного человека, как Хоречко.

Потом закончился этот семинар – Хоречко продолжал на глазах у своей жены встречаться с Таней Коршиловой. Я даже выступал по просьбе Хоречко в больнице, где лежала какое-то время Коршилова.

Через пару месяцев Хоречко с Коршиловой и друзьями решили поехать в Суздаль. Жена узнала об этой поездке и категорически возражала.

Он уходил из дома, а она его не пускала. Наконец он не выдержал и сказал:

– Считай, что меня нет. Считай, что я попал под автобус.

На дороге в Суздаль на их машину наехал автобус.

Погибли и Хоречко, и Коршилова.

Вот такая печальная история.

Таня Топилина работала завлитом Театра миниатюр, а я ходил туда в качестве автора. Мы с ней подружились и даже поехали все вместе отдыхать под Сочи в село Волконка. Таня была с гражданским мужем Славой и очень красивой дочкой пятнадцати лет Алисой.

По первому браку она носила фамилию Целкова, то есть была женой ныне знаменитого художника Олега Целкова.

Олег писал удивительные картины, никаким образом не относящиеся к соцреализму, участвовал во всех нонконформистских выставках, но при этом был членом Союза художников.

Картины у него в то время покупали и Пиночет, служивший тогда в чилийском посольстве, и Артур Миллер. Картина, которую Артур Миллер купил у Целкова, так и висела у Олега в квартире, поскольку великий драматург что-то нелестное сказал о советской власти и его больше в СССР не пускали.

Таня познакомила меня с Целковым, своим бывшим мужем, а я туда привёз своего старшего товарища, Феликса Камова.

Мы выпили, Целков это дело любил и потом долго нам с Феликсом просто взахлёб рассказывал «Современную идиллию» Салтыкова-Щедрина, особенно то место, где надо было «годить».

Олег был человек, конечно, уникальный: восторженный, наивный и очень талантливый. Евтушенко его просто обожал. Они с ним летом ездили сплавляться по каким-то сибирским рекам, а зимой Евгений Александрович давал деньги лифтёрше, чтобы она выдавала Целкову по пять рублей в день на еду. Целков, бывало, иногда уходил в запой.

В один прекрасный день Целков собрался и уехал навсегда из страны, то есть эмигрировал. Таня распродавала его мебель, вещи, офорты. Картины, кажется, Евтушенко помог ему вывезти, договорившись о разрешении в Министерстве культуры.

Мы с Михаилом Таничем приехали на предмет покупки, и я купил целковский старинный дамский письменный стол. Он и по сей день стоит у меня в комнате.

Целков обосновался во Франции и, кажется, сразу стал там обеспеченным человеком. Состоялись выставки, был выпущен шикарный каталог. Таня с дочкой тоже решили уезжать. Потихоньку Таня готовилась к отъезду, распродавая вещи. А Евтушенко, который уже в то время свободно разъезжал по всему миру, в очередной раз собрался в Париж.

Таня, узнав об этом, попросила Женю отвезти Целкову посылку с родины, бутылку хорошей водки.

Евтушенко согласился передать подарок. Таня упаковала водку в коробку, переложила ватой, чтобы не разбилась, перевязала и отдала Евгению Александровичу.

Евтушенко благополучно добрался до Парижа, приехал в гости к Целкову, естественно, сели выпивать, всё выпили, хотели пойти в магазин ещё купить, как Целков вспомнил:

– Ты же мне от Тани бутылку привёз.

– Неудобно, подарок.

– А что с ним ещё делать, с этим подарком, как не пить?

Целков развязал свёрток, открыл коробку, вытряхнул из коробки бутылку, но, кроме бутылки, оттуда выпала целая горсть бриллиантов, которые лежали в вате.

Евтушенко схватился за голову. Что бы было, если бы его на таможне стали шмонать!

Но никто бы его обыскивать не стал, и Таня это знала. А чтобы случайно не выкинули коробку с камешками, она в записке Целкову о них написала. Целков записку ещё не читал, но бриллианты от Тани уже получил.

Они с Евтушенко с удовольствием выпили ещё и эту бутылку.

Таким образом Таня перевела за границу все свои сбережения.

Я долгое время ничего про Таню не слышал. Однажды только Евтушенко рассказал мне, что у Алиски в Америке были крупные неприятности по части наркотиков.

А в девяносто шестом году я прилетел в Лос-Анджелес, и в аэропорту меня встречала Таня Топилина. Как была, так ничуть и не изменилась. Осталась такой же спорщицей. Теперь она занималась недвижимостью и предложила мне даже купить дом где-то в горах.

Представляю себе, я лечу двенадцать часов на самолёте, чтобы пожить недельку где-то там, в американских горах.

Алиса по-прежнему красивая, но глаз какой-то потухший, а может, просто усталая была.

Вот такие вот дела.

Бабка внучку родила.

Был в семидесятые годы известный администратор – Эдуард Смольный. Проводил праздники на стадионах. Сам ставил, сам вёл. Задействовал в этих праздниках войсковые соединения, машины, танки, кавалерию. Вёл праздники неповторимо.

Я как-то ездил с ним в Винницу. Он сидел на сцене, за столом, поясница была обвязана шерстяным шарфом, поэтому и сидел за столом. Вот как приблизительно он объявлял Леонида Куравлёва:

«Это не море штормит, это не камнепад с гор. Это зрители города Винницы встречают своего любимца, народного артиста Леонида Куравлёва, аплодисментами и криками».

И действительно, начинался шквал аплодисментов. Хотя никакого моря, а тем более гор в Виннице не было.

Кроме праздников на стадионах, Эдик Смольный вёл ещё и домашние праздники. Свадьбы, дни рождения. И вот в одном из ресторанов, в самый разгар чьего-то дня рождения, он вдруг вспомнил, что не выпили за маму. Он подошёл к новорождённой и спросил: