Пэлем Вудхауз - Псмит-журналист

Если бы друг назвал мистера Костона «Черный», он поставил бы себя в рискованное положение. А чужак, да к тому же видный деятель банды-соперницы, назвавший его «чернятиной», не просто напрашивался на неприятности. Он молил о них.

Великие люди редко тратят время зря. Мистер Костон, наклонившись к мистеру Доусону, тут же укусил его за щеку. Мистер Доусон взвился со стула. В возбуждении он не только не вытащил свой шпалер, а попросту забыл про него и, схватив кружку, в которой плескался последний глоток пива, энергично опустил ее на голову мистера Костона, но та, будучи из крепкого дуба, только ответила гулким звуком и осталась целой.

Пока лавры разделились почти поровну, быть может, с легким преимуществом в пользу мистера Костона. И тут последовал инцидент, который перетянул чашу весов и сделал войну между бандами неизбежной… В дальнем углу, окруженный восхищенными друзьями, сидел Паук Рейли, самодержец Три-Пойнтс. Он заметил какое-то легкое замешательство у противоположной стены, но не обратил на него внимания, пока танец вдруг не кончился и середина зала не опустела. Тут-то он и узрел мистеров Доусона и Костона, примеривающихся друг к другу перед вторым раундом. Приходится предположить, что мистер Рейли действовал безотчетно, ибо его поступок грубо нарушал правила этикета нью-йоркских банд. На улице такое поведение было бы законным и даже похвальным, но в дансинге, принадлежавшем нейтральной державе, оно было непростительным.

А повел он себя вот как: выхватил свой шпалер и подбил ничего не подозревающего мистера Доусона в ту секунду, когда этот изысканный щеголь приготовился еще поработать пивной кружкой. Вождь тейблхиллцев шлепнулся на пол со сквозным пулевым ранением ноги, а Паук Рейли вместе с мистером Костоном и прочими трипойнтцами поспешил за дверь навстречу безопасности, страшась гнева Бэта Джерви-са: всем было известно, что последний не потерпит подобных эпизодов в дансинге, находящемся под его высоким покровительством.

Тем временем мистеру Доусону оказали необходимую помощь и помогли добраться до дома. Доброхоты сообщили ему, чьей мишенью он стал, и к утру лагерь тейблхиллцев превратился в бурлящий котел. Произошли три перестрелки (без потерь), а когда занялась заря, обе банды уже находились в состоянии войны, куда более ожесточенной, чем все прежние. Речь ведь шла не о безвестных ничтожествах. Вождь напал на вождя, была пролита августейшая кровь.

— Товарищ Виндзор, — сказал Псмит, едва высокородный Малоней договорил последнее слово, — мы должны взять на заметку это маленькое происшествие. Мнится мне, что рано или поздно нам удастся обратить его себе на пользу. И в любом случае мне жаль Франта Доусона. Хотя мы не знакомы, я испытываю к нему инстинктивное уважение. Человеку, подобному ему, пуля, пронзившая брючину, доставит несравненно больше страданий, чем плебею, которому на-чхать на то, как выглядит его костюм.

Тщательные справки, которые высокородный Малоней навел инкогнито среди обитателей улицы Приятной, позволили установить, что квартирная плата там собирается не еженедельно, а раз в месяц — обстоятельство, означавшее опасную задержку в ходе кампании. Плата, объявил Мопся, взимается в последний день текущего месяца.

— Я там потерся, — сказал он, — поразнюхал и все вызнал. В этот день, когда время за ужин садиться, приходит один типчик, и жильцы вытрясают карманы, а не то — их сразу вон.

— Настоящий вышибала наш неизвестный друг, — заметил Псмит.

— Это мне один парень сказал — он знает парня, который живет там, — объяснил высокородный Малоней. — Этому парню туго приходится, и еще как, — продолжал он. — Ну, второму, который живет там. Он макарошка и…

— Он что, товарищ Малоней?

— Макарошка. Даго. Вы что — не петрите? Ну, итальяшка. Ага. Ну, так ему еще как туго, потому что его папаша приехал из Италии в подземке работать.

— А почему ему от этого туго? — спросил Билли Виндзор недоуменно.

— Вот именно, — согласился Псмит. — Ваши рассказы, товарищ Малоней, на мой взгляд, несколько страдают композиционными огрехами. Вы начинаете с конца, а затем возвращаетесь к той части повествования, которая вас увлекает, и зигзагами добираетесь до начала. Почему тот факт, что панаша этого отрока приехал из Италии работать в подземке, вы считаете несчастьем?

— Ну, потому что его уволили, а он съездил десятника по кумполу, и судья дал ему тридцать дней.

— А что потом, товарищ Малоней? Тайна начинает проясняться. Вы просто Шерлок Холмс. Когда вы все объясните с начала и до конца — или с конца и до начала, как вы предпочитаете, — дело выглядит очень простым.

— Ну, так этому парню совсем туго, потому где ж он башли зашибет?

— Что зашибет, товарищ Малоней?

— Башли. Зеленые. Ну, доллары. Он же совсем один, парень этот, и, когда сборщик заявится, дать-то ему будет нечего. Ну, и сразу вон,

Эта горестная повесть не могла не тронуть Билли Виндзора.

— Кто-то должен что-то сделать! Просто позор, если ребенка выгонят на улицу!

— Мы об этом позаботимся, товарищ Виндзор. «Уютные минутки» закроют брешь собой. Мы соединим приятное с полезным: уплатим за отрока и одновременно прищучим

сборщика. Какой сегодня день? Сколько до конца месяца? Еще неделя! Чума на нее, товарищ Виндзор! Две чумы! Эта задержка может нас погубить.

Но дни шли, а противник ничего не предпринимал. Вражеский лагерь как-то странно затаился. Собственно говоря, внезапно разгоревшаяся война с тейблхиллскими легионами отвлекла мысли Паука Рейли и его соратников от «Уютных минуток» и прочих мелочей. Так появление бешеного быка заставляет человека забыть, что он вышел половить бабочек. Псмит и Билли могли подождать: в атаку они вряд ли бросятся, а вот тейблхиллцы требовали сиюминутного внимания.

Война, как обычно между шайками, началась с прощупывания. Пока все ограничивалось мелкими схватками и стычками, но до генерального сражения дело не доходило. Обе армии пока еще примеривались.

Наступил конец недели, и Псмит с Билли под водительством высокородного Малонея отправились на улицу Приятную. Попасть туда можно было только через участок вражеской территории, но опасный переход завершился благополучно. Экспедиция достигла своей малоблагоуханной цели без потерь.

Макарошка, звали которого, как выяснилось, Джузеппе Орлони, обитал в конурке под самой крышей дома рядом с тем, который Псмит с Майком посетили, когда случайно очутились на улице Приятной. Отряд, ведомый Мопсей, поднялся по темной лестнице, но конурка оказалась пустой, а по возвращении юный макарошка уставился на посетителей с удивлением и испугом. Объяснения Мопся взял на себя. Толмачом он оказался энергичным, но преуспел не слишком. Его, видимо, преследовала навязчивая идея, что говорить по-итальянски проще простого — приколачивай «а» почаще к окончанию слова — и дело в шляпе.