Юрий Романов - Тайна великого Комбинатора и зигзаги любви

Оскар уверенно поставил конец авторучки на точку в системе координат, оставленную доцентом.

– Та-а-кс! Давайте-с, дегзайте-с молодых человек! Дегза-йте-с, голубчик! Дег-за-йте-с! – весело напутствовал его корифей науки, довольно потирая руки, не догадываясь, что «дерзания» у молодого человека в этой области просто отсутствовали.

– Куда же повести авторучку? – размышлял про себя Оскар. И неуверенно и очень медленно повел пером по своему листку вверх и в правую сторону, глядя не на свой листок, а на мгновенно меняющиеся лицо и выражение глаз профессора, при этом внимательно анализируя звуковую тональность мычания Комарикова.

Некоторое время пока перо медленно двигалось вверх и в сторону, выражение глаз и лица профессора оставались спокойными, но затем выражение глаз стало меняться, а лицо искажаться гримасой, а звуковое сопровождение достигло самой низкой ноты, на какую был способен уважаемый профессор. Тогда Оскар подкорректировал движение и повёл перо вниз при этом, замечая, что гримаса с лица Комарикова исчезла, и лицо приняло снова приветливое выражение, а звуковое оформление перешло на его обычную «экзаменационную частоту».

Итак, звукомимическая характеристика профессора, похожая на какую-то абракадабру была готова! Но, судя по реплике профессора, лишь отдалённо напоминало требуемый график.

– Что-о это-о та-а-ко-о-е? – вдруг опять заблеял расстроенный профессор.

– Извините профессор, что-то мне на мгновенье стало не очень хорошо. Немного приболел, – Оскар аккуратно провёл по ломаной линии авторучкой, сглаживая неровности и острые углы.

– Сочувствую-с! Нечего-с, нечего-с! Бывает-с! Нуте-с, голубчик, с большим-с тгудом-с, но всё же вам-с удалось вылезти из этого непгиятного-с болотца! И что-же-с у нас на закусочку-с? – произнёс Комариков, потирая руки и заглядывая в билет.

– А это великолепно! Тангенс угла-с потег! Пгелестно! Пгелестно! Нуте-с, пгошу-с! – и довольный вопросом откинулся на спинку стула в ожидании получить удовлетворение от чёткого ответа.

Иванов медленно пододвинул свой листок с набросками доцента поближе к профессору, в тайне надеясь, что Комариков сам начнёт расшифровывать профессиональные наброски, но тот почему-то с этим не спешил. Тогда Оскар, прикрыв губы ладонью начал произносить, почти не относящиеся к теме фразы. Только иногда выкрикивал фразы: «… тогда тангенс угла потерь…», а далее продолжалось бормотанье. Профессор весь превратился в слух, но не чего понять не мог. Он несколько раз поправлял слуховой аппарат, стучал по нему и опять вставлял в ухо, но, естественно ни чего разобрать не мог. Комариков подумал, что у него сломался слуховой аппарат и вдруг сердито снова «заблеял»:

– Мо-ло-до-ой чело-о-веек, – закричал он во весь голос, срываясь на фольцет, – обе-еспе-е-чте доста-а-то-о-чную слы-ы-шимость!!! – и в это мгновенье Оскар решил, что дальше комедию ломать не стоит, поскольку ничего путного из этого не выйдет.

– Стыдоба, – мелькнуло в голове у него, – чтобы «хоть как-то сохранить своё лицо» необходимо уйти хотя бы по-человечески. Потом выучу предмет нормально и с достоинством сдам его.

Иванов встал и не спеша, пошёл к задним рядам, чтобы взять свой плащ и «по-английски» выйти из аудитории. Профессор медленно приподнялся со стула и, опираясь кулаками на стол, громким голосом, срываясь на фальцет, закричал:

– Вы-с куда-а-с мо-о-ло-о-дой человек-с? Сейчас же-с вегнитесь! – Иванов, не спеша, продолжал идти по проходу.

Студенты, сидящие у края ряда, прикрыв рот ладонью, громко и убедительно советовали ему срочно вернуться.

– Послушай нас, парень! Вернись! Иначе ты ему никогда не сдашь! А предмет он обяжет сдавать только ему!

В это время Оскар дошёл до стола, где лежала верхняя одежда, и услышав снова призывы профессора вернуться, подумал: «А что я, собственно, теряю? А почему бы и нет?!» – и пока профессор стучал «копытами», Оскар, медленно достал из кармана своего плаща носовой платок, как бы ещё обдумывая, повернулся и, вытирая им нос, быстро направился обратно к столу, где ещё лежал его злополучный билет. Он присел на прежнее место и произнёс: «Извините профессор, – насморк. Вынужден был сходить за платком!»

Комариков так был доволен его возвращением, что лицо его засияло, как будто ему только что вручили Госпремию.

– Ну-с голубчик, тогда-с пгодолжим! – и не давая заговорить Оскару, вдруг с расстановкой медленно произнёс, – в общем, вы хогошо отвечали, но вот тут-с у вас не большая неточность, – подправив на листке сказанное. – Да, и фогмула написана пгавильно, но как-то уж негазбогчиво! А остальное всё пгелестно! Пгелестно! Но, к сожаленью, могу-с поставить только «хог-с»! Как вы не возгажаете-с!

– Ну, а зачем?

– И это пгавильно-с! – и он торжественно вручил зачётку Иванову. А тот в свою очередь, не теряя драгоценного времени, «окрылённый» неожиданным исходом экзамена, «полетел» на досдачу «лабораторок». Вечер явно складывался удачно.

Лаборатория профессора, обладающего некоторыми странностями, по студенческой терминологии «Зелёного», – короля приборов и машин, находилась в конце этого же коридора. Войдя в неё, Оскар увидел элегантного человека средних лет, самостоятельно колдующего над какой-то паутиной из проводов и электронных плат. Одет он был как обычно в очередной костюм любимого зелёного цвета, как будто специально, стараясь не нарушать установившуюся прямую связь, между его фамилией «Зелёный» и студенческим прозвищем. Оскар подошёл к нему:

– Скажите, в соответствии с нашей договорённостью, вы сможете сейчас у меня принять остальные лабораторные?

Зелёный почему-то отошёл к дальнему стенду и рукой поманил его к себе. А когда Оскар подошёл, профессор вкрадчивым голосом тихо сказал:

– Мы… всё можем!

– Благодарю, Вас, профессор! – так же шёпотом почему-то произнёс Оскар. – А почему мы говорим так тихо?

– Видите ли, у меня сейчас в кабинете светилы из Академии Наук, – продолжал «Зелёный» шёпотом, – и я не хотел, чтобы они услышали наш разговор. Они подбирают под какую-то академическую проблему неординарных студентов с вечерних институтов, так сказать с опытом работы на производстве.

– Конечно это хорошо, но я здесь при чём?

– Дело в том, что вы мне при нашей первой встрече рассказывали о своих разработках, а я в свою очередь об этом проинформировал их. Так вот, они сильно заинтересовались вами! И попросили, чтобы я вас пригласил к ним на разговор. Так, что вы сегодня удачно появились в нужном месте и в нужный час!

О своём «рабоче-крестьянском» происхождении Иванов имел смутную и противоречивую информацию, что позволяло ему в соответствующей графе официального кадрового бланка уверенно писать – из рабочих. Но в своей развернутой автобиографии всегда стремился зафиксировать, что имеет тягу к решению системных вопросов, и то, что его желания не всегда совпадали с возможностями, т. е. ему всегда чего-то не хватало.