Василий Аккерман - Двойное экспресо

Но я всё равно слушал, потому что кто его знает – сегодня бунтарь, а завтра бобра и жену заведу, браслетики фоткать начну, захочется феминистом стать. Или геем. Буду амбассадором шампуня или спа-центра. Буду фоткаться в ду2ше Шарко и писать про душистое мыло, которое не сушит кожу. Когда-нибудь. Потом. Потому что тогда максимум, что я мог рекламировать, – это мирамистин и активированный уголь.

Йоги и прочие на острове, кому нехуй было делать, увлекались мистикой и наделяли остров чудесами. Так вот, на третий день знакомства, после ужина, когда все ушли спать, я – абсолютно мистическим, магическим образом – был практически трезв. Ну, насколько это было тогда возможно. Трезв и благосклонен к светской беседе. И поеданию шоколада. И к бокальчику просекко, чтобы исправить недоразумение, сказанное выше.

Короче, мы разлеглись на террасе и начали щупать друг друга, но не так, чтобы за задницу, а скорее у кого какая семья, профессия, жизненные кредо. И чем дальше заходил разговор, тем меньше хотелось трахаться. Вернее, трахаться хотелось, и даже очень.

Просто тогда меня больше интересовало бухло, наркотики и беспорядочные связи, нежели икея, покупка ватрушки любимой и поездки к родителям на выходные. Короче, Оля была слишком милой, чтобы трахнуться и потом сделать вид, что это был не я.

«Не хочешь подняться на Као Ра, встретить рассвет, контент поснимать?» – спросила Оля, когда после разговора про спорт возникла неудобная пауза. Со спортом так всегда. «Чего?» – спрашиваю. «На Као Ра. Это самая высокая точка острова. Там, правда, идти придётся по сложной тропе и достаточно долго, но вид потрясающий». – «Сложная тропа – это типа там асфальта нет, пару булыжников на обочине и вайфай не ловит?» – подумал я, глядя на Олины розовые кроссовки, цветочек в волосах, цветочки на платье, цветочки на ногтях и цветочки на чехле айфона.

Эх, Ольга, вам бы город Клин посетить. «Ну погнали», – говорю. А она мне: «Туда надо заранее готовиться и часа в три ночи ехать, чтобы к рассвету уже забраться». – Это ж сколько она собралась полтора километра пёхать», – думаю я и на телефон смотрю. «Три часа уже через полчаса. Погнали!» Так как я всё время ходил в трениках и рубашке, а ещё в этот день был в кедах, я прямо-таки был готов к сложным тропам. Тем более бутылка просекко закончилась, и потянуло на кутёж.

Как напьюсь, меня всегда тянет на кутёж или охоту. Как-то в Черногорию летом к маме приехал и под градусом поймал черепаху, ёжика и потом кальмара. С кальмаром было так. Говорю: «Бери, мать, маску, трубку, ласты, подводное ружьё и вези к морю. Видишь? – на черепаху показываю. – У меня охотничий фарт. Сегодня ужинать будем деликатесами».

Семь часов по дну шастал, потому что земля не держала, и вот кальмара, беднягу, пристрелил. Пристрелил случайно, но всем говорю, что расчёты были сложные. Правда, есть его в итоге не стал, потому что три дня блевал – от переутомления на охоте. Ну и вот, говорю Оле: «Бери снаряжение альпиниста, и погнали, пока не разморило». Она, конечно же, сразу влюбилась. Девочки обожают смелых, спонтанных любителей приключений. И пьяниц. Правда, любят они их недолго, но зато ярко, запоминающе. Она взяла рюкзак с фотиком, натянула не менее розовый, чем кроссовки, спортивный костюм, мы сели на байк и погнали.

Едем по спящему острову. Луна силуэты пальм как трупы обводит, периодически на обочинах глаза собачьи проблёскивают – красота зловещая. Воздух остыл, ветер холодит, руки Оли обнимают покрепче на поворотах. Выехали на единственную освещённую дорогу. «Давай за водой на заправку заедем», – просит Оля. Заезжаем. «Давай пару литров возьмём», – просит Оля. Прикидываю: ща ведь ещё придётся рюкзак с фотиком переть. Она-то пока не в курсе, что, помимо пьянства, я ещё и джентльмен. «Давай две по ноль пять? Мы же не в поход с ночёвкой?» – произношу как знаток и покоритель многих вершин. Слушается.

Загружаемся – и снова в темноту по навигатору. Едем, ветер с хрипом мотора перемешивается, мошки жизни о моё лицо теряют. «Сто метров и направо», – говорит Оля, я притормаживаю, пытаясь найти что-то, похожее на въезд, – есть. Как и говорил: неасфальтированная, слегка подбрасывающая дорога, по бокам лачуги, вокруг пальмы, на часах 3:30, слава богу, по ноль пять взяли.

Хорошо, что у меня пачка сигарет новенькая, люблю куда-нибудь идти-идти, а потом прийти, сесть и, как в кино, закурить. Хорошо, что поехал, – сейчас как бы дело сделаю с утра пораньше – и голова успокоится, потому что часто переживаю, мол, жизнь скучную живу, перед компом да на диване, мол, совсем лень засосала. А так вон – в горы приехал. Значит, всё хорошо. Хорошо, что всё хорошо. Хорошо, что сок и зубочистки вчера купил. Мы упёрлись в узенькую тропу и тормознули. Приехали. «Дальше пешком», – сказала Оля и спрыгнула с байка.

Короче, идём по самой простой, местами размытой, местами прикрытой листьями пальм земляной тропинке. Идём-идём, айфонами дорогу светим, и вдруг пёс. Некоторые собаки на острове прямо зомби – ночью выбегают на дорогу, рычат, пытаются догнать байк и укусить за ногу. Такие обычно в стаях, но и одиночки попадались. Я шикаю, тянусь вниз, типа за камнем, пёс тормозит, но дёру не даёт. Осматривает. Меня в детстве овчарка напугала, и я не очень дружелюбен с чужими псами. Или даже агрессивен.

То есть не то чтобы я бросаюсь, но в мою сторону идти не надо – оскалюсь, булыжником швырну, матом обложу. Даже если ты просто увидел бабочку возле моих ног и решил её понюхать – пизды получишь ещё на полпути.

Короче, я врубил режим волка и попёр на него, готовый биться, но Оля тормознула. Говорит: «Нужно руку опустить и что-нибудь приятное сказать. Это ритуал знакомства с пёсиками». – Тоже мне, кинолог. – «Это не той-терьер, если ты не заметила». – «Позволь!» – настаивает Оля и опускает руку. «Ладно, Хагрид, попробуй», – думаю я и отступаю назад, но глаз не свожу. Меня, Пушок, не проведёшь.

Оля начала говорить всякие приятности тоном, которым обычно общаешься с детьми, и шо вы думаете – этот лохмач подошёл, лизнул её ладонь, бросил на меня ленивый взгляд, мол, на хуй ты мне не сдался, я тайский интеллигент, а ты русское быдло, и, развернувшись, двинул по тропе.

Оля – за ним. «Пойдём, – говорит, – сейчас он путь покажет». Пёс ей путь покажет. Пёс – ей. Понимаете? Путь покажет. Ну, думаю, либо на острове девочка пересидела, эзотерики переела, либо напрочь ебанутая, что тоже может быть, я ведь её третий день знаю. Может, она Маугли? Может, сейчас как стукнет в грудь – и нас обезьяны на гору понесут. Кстати, я был не прочь, потому что алкоголь совсем выветрился, а вместе с ним и суперсила человека-алкаша.

Мы пришли на развилку. «Я не помню, куда идти». – «Ну так, может, у пса спросишь?» – «Собачка, нам на гору подняться надо, куда идти?» – Оля обратилась к лохматому. Точно ебанутая. Пёс повернул налево в горку – мы за ним. Дорога стала ухудшаться, пошли булыжники, по которым надо было прыгать, и вот это, это стало больше походить на сложную дорогу. Чёрт, пёс начал казаться мне волшебным, а Оля вообще поднялась в глазах. Не такая уж она и папенькина, подумал я.