Maly Al - In Vitro

Чуда не произошло, и последующие два часа мой стул прилип к заду намертво, снабдив последний зарядом иголок и превратив в кирпич на весь оставшийся день. Пошевелиться было сложно, ведь парень реагировал на любой шорох и скрип странными телодвижениями в мою сторону, поэтому я сидела, как истукан, двигая лишь пальцами рук и зрачками. Но от него исходил приятный запах, от которого у меня зачесался нос и потекли сопли. Благо, салфетки были при мне, зато мой громкий чих с непроизвольным сотрясением всего тела его явно отпугнул. И это радовало, он больше не смотрел. И не говорил. Ни слова за всю лекцию. Только один раз, когда огрызок моего карандаша упал на пол, он молча нагнулся, поднял и подал мне. Лицо без намека на улыбку. Карандаш он держал за погрызенный кончик, не брезгуя тем, что минуту назад тот был у меня во рту.

– Спасибо, – выдавила я.

И опять без ответа. Его глаза серьезно посмотрели прямо в мои, проникая взглядом глубоко в подкорку. И я растерялась, так как он будто закинул якорь в мой мозг, не позволяя отвернуться. Прошло, наверное, не больше полуминуты, но для меня они показались вечностью. Хотя я толком даже не рассмотрела его лица, просто бессознательно провалившись в серую пустоту.

Но время от времени я чувствовала, как его рука случайно касалась моей, или нога, отчего становилось не по себе. Я ненавидела, когда меня кто-то трогал, особенно, если этот кто-то теоретически мог получать от этого удовольствие. А то, что все парни извращенцы, плотно засело у меня в голове, как мантра от мамы, и по другому я думать не могла.

– Маньяк, – заявила я маме, как только вернулась домой.

– Будущий муж, – парировала та. – Он точно собирается на тебе жениться, кукуруза.

Я в недоумении подняла брови. Кукуруза? В большинстве случаев сравнения мамы шокировали. Но проблема заключалась в том, что спрашивать её об этом было бесполезно, так как она сама не знала, почему сказала именно так.

Итог. За время самостоятельной жизни я успела познакомиться с тремя парнями: наглым, красивым и странным и обзавестись одной подругой.

Вывод: мама была неправа, я достаточно общительный человек!

Странно видеть, когда в класс заходит парень с зареванным лицом. Да ещё если это не простой парень, а красавчик факультета. Сегодня его шевелюра не была уложена в аккуратно прическу, волосы торчали в разные стороны, будто кто-то за них прилично потягал, рубашка выбилась их длинных шорт, а опухшие щёки горели красным. И даже я, которая обычно воспринимала окружающих в виде цветных пятен, обратила внимание на такие детали.

Пройдя между рядов, он сел на своё место, уронив сумку на пол, а голову на руки, чем ещё больше приковал внимание студентов. Не напрямую, конечно, а из под книжки через плечо.

Девчонки сразу начали шушукаться, прикрывая ладонями рты, но до меня долетали их нелепые предположения: поссорился с девушкой, кто-то умер, ноготь сломал. Парни кривили губы и брови, открыто посмеиваясь над ним.

Следом, минуты через две, в кабинет ввалились блондин и один из качков, тот, что «губы бантиком». У последнего лицо раздулось, как арбуз, и было такое же красно-зеленое. Он дышал тяжело, а блуждающий по аудитории злобный взгляд вызывал мурашки. Блондин удерживал его за руку, что-то тихо говоря, будто упрашивая. Дутый глянул в сторону красавчика, выругался себе под нос и последовал за блондином в шестой ряд.

Что между ними произошло, для всех осталось загадкой.

Пришел профессор, и началось занятие. Но в середине повествования он вдруг схватился за сердце и упал на стол:

– Зачем? Зачем я вас учу? – выкрикнул он, раскинув руки в стороны и перевернувшись на спину. И меня чуть не хватил инфаркт, потому что от неожиданности я поперхнулась слюной. Раздались звуки двигающихся стульев, студенты тоже переполошились, некоторые даже вскочили с мест. Но оказалось, что весь этот концерт был устроен по причине нашей невнимательности. В объяснении профессор специально заменил термины, ожидая, что его поправят. Но никто этого не сделал.

Ещё бы! Исправлять профессора. Хоть я заподозрила нестыковки в словах.

– Так мы же вам доверяем, – выкрикнула девушка с первого ряда, – поэтому и не исправляем.

– Серьёзно? – тот вернулся в исходное положение и вопросительно посмотрел на неё. – А знаешь ли ты, моя любезная, что… – поднял указательный палец.

Следом подошёл к доске и своим ювелирным почерком написал:

«Trust, but…»

– Check! – не удержавшись, выкрикнула я.

Он удивленно повернулся в мою сторону:

– Откуда ты знаешь?

– Мне мама так постоянно говорит, – я смутилась, так как взгляды всей аудитории переметнулись на меня. И кто за язык-то тянул?! Напряжение под пристальными взглядами студентов наросло, и самое главное сейчас было не покрытья красными пятнами, превратившись в мухомор, что обычно случалось, когда я находилась в центре внимания.

– А откуда твоя мама? Француженка? – ещё больше удивился профессор.

Он сам учился во Франции, поэтому время от времени снабжал нас интересными фразами на «языке пердунов». Так обзывала его мама на основании двух слов, которые знала: «пердон» (в жизни, правда, звучало иначе) – прощение и «жоперди», которое неизвестно что обозначало.

Но даже когда тема никакого отношения к французам не имела, лектор всё равно любил о них упоминать.

– Нет, она русская, – ответила я и ещё больше смутилась, так как весь зал загудел, и даже те, кто спал, включая красавчика с опухшими глазами, теперь смотрели на меня.

– О, я тоже, – с заднего ряда поднялась ненормальная, которая когда-то забрала мой телефон, переведя взгляды на неё.

«Чего ты тоже?!»

Не. Я, конечно, всё понимаю. Но не до такой же степени! В её орлином носе, широких губах и глазах цвета темноты не было ничего славянского, не говоря уже о языке, на котором она говорила без русского акцента. Конечно, теоретически её дед по сто двадцать пятой линии, может, и был метисом. Но разве это в счёт?

– И как это будет звучать по-русски? – но профессор не обратил на неё внимания.

– Доверяй-но-проверяй, – выкрикнула я фразу, как скороговорку, дабы заткнуть тощую крысу.

Опять учащиеся уставились на меня. А крашеная вобла, неудовлетворённо тряхнув волосами, вернулась на место.

– Как-как? – поднёс руку к уху профессор. – Повтори, только не так быстро.

– Доверяй, но-проверяй, – последние два слова не получилось разделить и сказать небыстро. Наверное, нервы.

– До-вье-рьвьяй, но-порвирьяй, – повторил профессор, запоминая. – Правильно?

Не совсем то, но мне уже надоело излишнее внимание к своей персоне, поэтому я согласно кивнула в ответ.