Владимир Перцов - Последний закон Ньютона

– Да, гусак – тоже мощна птиця.

Русский:

– Рядом стоял соседний полк, у них возле штаба была загородка, вроде птичника, для господ офицеров. Так мы ночью с товарищем туда и махнули.

Украинец насторожился:

– Когда именно?

Русский:

– Да перед самым, как австрияки нас окружили. Я двух гусей схватил, другие как загелгочат. А там солдатик какой-то охранял: стой, стрелять буду! Ну, я ему меж бровей звезданул, и ходу… вот второй гусь и пропал.

Украинец утвердительно:

– Это под Самбором было!

Русский:

– Ну.

Украинец:

– Так это ты, значить, мэни зуб выбыв?.. Это ж я охраняв.

Русский неудобно:

– Ишь ты…Я кабы знал… А ты тоже хорош: «стрелять буду», «стрелять буду»!

Украинец:

– Это вы, егеря, тилько перед царицею марширувать умиете. Да гусей красты!

Русский возмущен, уже забыл, на ком едет:

– Да мы… да ты… Да у нас половина роты с Георгиями…

– И вспомнил он, что роты уже нету, и тихо добавил: – …Были…

Украинец наседает:

– А кто нашему полку фланг оголыв, нэ вы?!

Русский:

– Я тебе говорил, что германец газы пустил!

Украинец:

– Это вы, как увидели, сами газы пустили.

Русский:

– Это вы – вояки, гаубицу от своих лавреников не отличите.

Хохол сильно обиделся:

– По-перше, вареникив, по-другэ, ты кацапська твоя морда, я тоби счас скажу!

Русский:

– Давай, говори!

Украинец набирает воздух, чтобы сказать.

Русский:

– Пока ты думаешь, я тебе скажу: иди ты отсюда, знаешь куда?!

Украинец выдохнул:

– И пойду!

Русский:

– И иди!

Украинец решительно:

– И пойду!

Решительно сходил под кустик, вернулся:

– Давай, пишли! – Взгромоздил. – Господы, тяжесть якая!

Русский виновато:

– Я виноват?

Украинец:

– Гусэй надо меньше чужих исты, конокрад!

Идут, бедолаги, перебраниваются.

И не дойдут.

Глава 4

Солдатушки – бравы ребятушки,

а кто ваши отцы?

Наши отцы – славны полководцы,

вот кто наши отцы .

Отечественная война, они вдвоем где-то на берегу украинской речки. Русский лейтенант кричит в телефонную трубку:

– «Ракита», «Ракита», я – «Ива»…Да что ж она там засохла, ива эта…. Тьфу, это же я «Ива»! «Ракита», «Ракита»…мать твою…

Охрип, осматривает берег. Лето, солнышко, но не жарко. Внизу неторопливая река. Возле воды и дальше на берегу лежат мертвые ребята, где кого застало. Тихо, и от этой тишины становится совсем страшно. Кричит лейтенант куда-то в природу:

– Полещук! Рядовой Полещук, ты где?! О, заработала, сволочь такая! Я – «Ива», я «Ива»!.. опять замолкло… Эх, покурить бы, сил нет!.. О, опять затрещало… «Ракита», я… О товарищ капитан! Да, закрепились… Да, четыре атаки отбили, счас пятая будет. Где десант?! Куда держаться, нас вдвоем осталось! Кого я буду держать вдвоем против батальона?! Кота за эти самые?!. Давайте скорей подмогу! – Пауза. Как не будет? А как же десант? В другом месте? Это мы, значит, отвлекаем? Есть, стоять до последнего! Не много уже осталось до последнего… Я говорю, не поминайте лихом!

Появляется молодой Полещук, чем-то доволен. Увидел лейтенанта возле рации, улыбается мурзатым лицом:

– Это там провод пэрэбило. Ножика нэ було, так я його зубами; ищэ лучше!

Лейтенант бросил трубку, кричит:

– Полещук! Где тебя носит?!

Полещук:

– Говорить громко, товарыш лейтэнант! Ничого нэ чую. Воно рядом как звездануло, ще на плоту.

– Я говорю, хана нам, Полещук, хана! Вот тут нам хана, а курить нету…

– Да, мы сюда пацанами приходили за ракамы.

– Ты местный, что ли?

– Не, не раненый, тильки в голови сильно звенить. Як вы думаетэ, пройдэ?

Лейтенант, про себя:

– Да, брат, скоро пройдет.

– Чого?!

– Покурить бы, говорю, напоследок, чого!

– Да нет, мы у тому сели живем, за тем леском, сбегать бы… Чого?!

– Да?.. Дома, дома, говорю, кто есть?!

– А, мама должна быть и две сестрички: Оленка и Сережа.

– И у меня, брат, дома тоже сынок, Павлик. – Затосковал. – Да что же, Господи, так и пропадать без табака!

– Товарищ лейтенант, скоро подмога?

Лейтенант смотрит в сторону немцев:

– Да, скоро… Скоро, говорю, целый батальон! Вон, уже шевелятся, гады.

– Это хорошо, я думав уже всэ… А у меня уже старшего брата убили, Тарасика. И батьку тожэ…

Мается лейтенант, тоска смертная; эх, все равно пропадать, кричит:

– Полещук, слушай приказ!.. Приказ, приказ, говорю! Давай в деревню, домой. Домой, понял?! Скажешь своим, пускай организуют… не знаю что… О, ночлег, понял?! – Тихо: – А то ребята тут все лежат в сырости…

– Чого?

– И поесть, скажешь! Да, для десанта! Сейчас десант будет, я дозвонился!.. Пошел!

Обрадовался Полещук, потом вернулся:

– А вы?

– Ничего! – Тихо: – Я тут, с ребятами… Стой, скажешь маме, пускай лавреников сделает, никогда не пробовал.

– Вареникив!

– Вот хохол, как вареники, сразу услышал…

– Я мигом!

– Не надо мигом! Понял?! К завтрашнему, к утру, понял?… Ну, прощай, брат…

– Чого?!

– Вот тебе и «чого»! Пошел!

Глава 5

Солдатушки – бравы ребятушки,

а кто ваши деды?

Наши деды – славные победы,

вот кто наши деды.

Какой-то странный, чуть мерцающий свет, как бы ранние сумерки, но красивые; место действия непонятное, чудное, и музыка странная, тихая и тоже светлая. Они встречаются через долгое время.

Русский:

– О, здоров, брат хохол!

Украинец:

– Здоров, брат. Давно нэ бачились. Тебэ где убило?

Русский:

– Под Курском… и под Бородином, и под Будапештом, и под Измаилом, и под Пешаваром, и… да ну. А тебя?

Украинец:

– Пид Полтавой, пид Березиной; два раза подо Львовом, в шестнадцатом и сорок первом, и тожэ пид Бородином, и тожэ пид Курськом.

Русский:

– Я помню, я тебе еще звезду из фанеры выпилил.

Украинец:

– Я знаю, спасибо. А ты тогда так и не покурыв?

Русский:

– Уже и не покурю…

Смотрит куда-то далеко:

– А они там воюют?

Украинец смотрит туда же, вздыхает:

– Воюють.

Русский поправляет скатку:

– Жалко чего-то…

В это время откуда-то сверху слышен звук высокой чистой трубы: «Солдатушки, бравы ребятушки…»

Украинец:

– О, чуеш?

Русский:

– Это нас. Пошли, брат. Ребята ждут.

Украинец:

– Ходимо, братэ…

Уходят в свет.

Солдатушки, бравы ребятушки,

а чьи ваши жизни?

Наши жизни Родине-Отчизне,

вот чьи наши жизни…

1992 г.

Ветер с дождем

У автора была большая выстраданная любовь, и любовь эта была странная. Она называлась «Эстрада». Не вся, конечно, эстрада, а разговорная ее часть. Сначала, конечно, автор эту эстраду не любил и даже посматривал сверху вниз. Как, допустим, Гамлет с образованием. Затем понял, какие заключены в ней сила и красота, и полюбил, казалось, навеки. Затем, пройдя с ней под руку больше тридцати лет, практически сбежал от нее. Ибо всегда трудно наблюдать, как красивая любимая женщина превращается в наглую, плохо помытую халду. И ничего не мочь сделать.