Виктор Коклюшкин - Избранное

Хорошо было весной или в золотую осеннюю пору не торопясь брести переулками, разглядывать афиши, газеты. Или в дождь сидеть в пустом утреннем кафе и смотреть, как по тротуарам бегут куда-то по лужам люди.

В типографиях работало много молодых разговорчивых женщин. Если я попадал в обеденный перерыв, я пил с ними чай. Случалось, ходил для них в магазин, а чаще просто слонялся по цехам. Дни катились один за другим плавно и легко. А то, что они катятся легко лишь под горку, я еще не знал. Это теперь, как только мне становится хорошо, я сразу настораживаюсь и смотрю по сторонам.

А тогда, в тот солнечный, жаркий, июльский день, я, широко улыбаясь, вошел в типографию и выложил на стол технолога по набору рукопись, в которой, как тут же выяснилось, не хватало последних двух страниц. В портфеле были еще пирожки в промасленной бумаге, сырые плавки и в углу мятая пробка от кефира. А двух страничек не было.

Технолог Мария Петровна - добрая женщина, после того, как я достал пробку и пирожки, сказала, чтобы я не волновался и позвонил своему начальнику. Я позвонил. Василий Владимирович - человек мягкий и болезненный, обреченно сказал: "Я так и знал!", а потом замолчал, видимо, полез за валидолом.

Я представил, как он кладет в рот таблетку, и закричал в трубку: "Василий Владимирович, не волнуйтесь! Они здесь, здесь они!"

Мария Петровна глядела на меня внимательно, словно я ей колбасу из магазина принес, но сдачу отдать забыл. Я поспешил и ее заверить: "Я сейчас все принесу!"

Забрал рукопись, вышел из типографии и сел тут же неподалеку на бульваре на лавочку. И стал вспоминать, где мог потерять страницы: на пляже или в кино? В кино я только купил билеты на вечер, они вот - в кармане. На пляже? "Точно! - вспомнил. - Когда я съел там один пирожок, чем-то вытирал руки..."

Рядом в песочнице малыши лепили куличики, пенсионеры на соседней лавочке играли в шахматы. "Хорошо быть малышом или пенсионером", - подумал я и немного успокоился. А когда человек спокоен, ему легче принять нужное решение. И я решил сам дописать те две страницы. Вспомнил автора рукописи - писателя в очках и с привычкой почесывать за ухом, и окончательно утвердился в своем намерении.

Рукопись обрывалась на словах "Он решил завтра же...". Как я разобрался, речь в книге шла о строительстве завода и о любви. Завод построили, но вот вернулся ли главный герой к своей жене, оставалось неизвестным. Сначала я подумал, что вернулся. А потом засомневался: два дела в одной книге не могли кончиться удачно.

Съел пирожки, выбросил из портфеля пробку и подумал: "А что - мне больше всех надо? Пускай вернется, а если ему не понравится, уйдет опять!" Достал записную книжку и на пустых страничках "Э", "Ю", "Я" продолжил: "...вернуться к своей жене, но не навсегда".

Написал и тут же остро ощутил, что больше не смогу сочинить ни слова. От робкой попытки описания природы: "Было лето, было жарко, хотелось кваса, а его не было", сразу отказался.

Я почти физически чувствовал, как стрелки часов, завершая круг, затягивают на мне петлю. Надо было срочно что-то делать! Вспомнил школьные уроки литературы, сочинения... и спасительная мысль пришла сама собой - списать!

В библиотеке на просьбу получить книгу про строительство и любовь мне охотно выдали целую стопку. Привычно, как сочинение из учебника, заменяя осень на весну, Петра Филипповича на Филиппа Петровича, я переписал последние две страницы из книги, где фотография автора походила на того писателя в очках.

В типографии, пока секретарша Танечка маникюрила свои ноготки, я выстукал на пишущей машинке две странички и с облегчением сдал рукопись технологу.

И вроде бы все сошло удачно, но с того дня поселилась во мне ноющая тревога. Я старался быстрее возвращаться из типографии в издательство и с порога вопросительно заглядывал в глаза Василию Владимировичу. Первым кидался к зазвонившему телефону. И что же? Мое поведение Василий Владимирович истолковал неправильно, меня скоро перевели на повышение, и я уже больше не ходил по типографиям, а сидел за канцелярским столом и поглядывал в окно, как птичка из клетки.

А книга та, как ни удивительно, вышла с двумя моими страничками. Я часто вспоминаю тот случай и думаю: может быть, я переписал две страницы у того же самого писателя, тем более что они и внешне были похожи? А может быть?..

"Нет, - всякий раз невольно теряюсь я, - тут определенно какая-то загадка!"

Давно это было. Так давно, что, кажется, и не было никогда...

Иван Сергеевич Подоконников сидел в кресле, держал в руках журнал с юмористическим рассказом и возмущался:

- Черт знает что! Юмористический рассказ называется - плакать хочется! И ведь деньги еще за это получают, пи-са-те-ли! Да я... Да что я, любой дурак и то смешнее придумает!

Иван Сергеевич отвел душу и перевернул страницу. На следующей странице было напечатано: "Объявляется конкурс на лучший юмористический рассказ. Приглашаются все желающие. Премия триста рублей".

Иван Сергеевич крякнул и почесал затылок: "Ишь ты, петрушка какая! Триста рябчиков - считай, это... новый телевизор!"

Он посмотрел в угол, представил, что там вместо старого телевизора стоит новый, и подумал: "Попробовать, что ли?"

Он стал вспоминать смешные случаи и вспомнил, как Трофимов, что живет в соседнем подъезде, шел сдавать посуду, поскользнулся и упал.

"Это и опишу!" - решил Иван Сергеевич.

"Однажды Трофимов, что живет в соседнем подъезде, - старательно выводил он, - шел сдавать посуду, поскользнулся и упал".

Иван Сергеевич поставил точку, перечитал и попробовал хихикнуть - не хихикалось.

"Да что же это такое! - начал нервничать он. - Ведь смешно же было! А может быть, это мне, автору, не смешно, а другой, может, от смеха лопнет?"

- Сим! - позвал Иван Сергеевич жену.

- Чего? - откликнулась та из кухни.

- Тут вот, Сим, рассказ в журнале смешной напечатан, - приврал Иван Сергеевич и от смущения зарделся. - Вот, послушай. - Он прочистил горло и начал читать: - "Однажды Трофимов, что живет в соседнем подъезде, - с выражением читал он, - шел сдавать посуду, поскользнулся и упал".

Иван Сергеевич кончил и выждал паузу. Жена не смеялась. Молчала.

- Ну как тебе? - робко спросил он. - Понравилось?

- Ерунда какая-то, - ответила жена.

- А вот автору, - обидевшись, второй раз соврал Иван Сергеевич, - за этот рассказ телевизор дали.

- По шее ему нужно было дать! - бухнула жена.

Иван Сергеевич вздрогнул, потрогал зачем-то свою шею, посмотрел еще раз в угол и сказал:

- А у нас с тобой телевизор хоть и старый, а работает лучше другого нового.

Когда я бываю в гостях у Феофанова, я всякий раз удивляюсь: как, в сущности, мы еще мало знаем друг друга.