Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа

– С гуся вода, с тебя худоба! В баньке парился, с потолка ударился.

– Разве так веником бьют? – обратился к Ромке голый худой мужчина с бородкой. – А ну, дай мне твой веник.

Он взял у Ромки веник и шибанул меня по спине, потом по заду, по ногам, по шее и начал меня хлестать, не оставляя на мне живого места. А потом сказал:

– Ну, а теперь ты меня посеки.

И отдал мне веник.

Я, конечно, с удовольствием откликнулся на его предложение, взял веник и начал его колошматить, а он охал и приговаривал:

– Еще, а ну, поддай еще, а ну, еще разок!

А потом сказал:

– (Пожалуй, хватит. Большое вам спасибо.

Я посмотрел на него и чуть не умер от ужаса. Это был Александр Августович Герке. Я бил нашего заведующего школой и преподавателя истории.

Я выскочил из парилки. За мной пробками вылетели оттуда Ромка и Леня. Мы глотнули свежего воздуха, и я почувствовал, как в меня входит обратно жизнь, как мне легко дышится и какой я удивительно легкий, будто не хожу, а летаю, какое изумительное чувство во всем теле, как дышит моя кожа, все ее поры.

– Ну как? – спросил Ромка.

– Здорово!.. – сказал я. – А вы обратили внимание, кого я бил веником?

– Конечно, – сказал Ромка. – Александр Августович постоянный посетитель этой бани. Он мастер веника. Пошли, братцы, примем холодный душ и закончим процедуру кружкой кваса.

Леня объяснил, что после бани принято пить холодный квас. И мы выпили по кружке шибанувшего в нос хлебного кваса, и это тоже было очень здорово.

Потом мы оделись в предбаннике и вышли на морозную улицу.

Настроение было превосходное, чувствовали мы себя замечательно, и я понял, что баня – это вещь.

А Леня сказал:

– Благодари нас, что мы тебя вытащили и приобщили к великой тайне Пушкарских бань. Интересно, что тебе поставит завтра Герке по истории…

Завтра действительно был урок истории, и Герке вызвал меня и спросил, что я знаю об императоре Нероне. Я рассказал ему о Нероне и о пожаре Рима, и он мне поставил "отлично".

– Пойдешь с нами на следующей неделе? – спросил Ромка.

– Обязательно! – сказал я.

И подумал, что неплохо опять встретить Александра Августовича в парилке и дать ему пару раз веником от всей души. Надо доставить ему удовольствие.

Герман пришел сегодня в школу какой-то взволнованный, вроде как бы растерянный, а может быть, даже и малость заплаканный. На истории отвечал тихо и большей частью невпопад, так что Александр Августович даже сказал:

– Ты, Штейдинг, сегодня явно в дурном настроении.

Я тебя спрошу еще завтра, только приведи свои мысли в порядок.

На перемене мы все окружили Германа и поставили в лоб вопрос: что с тобой происходит? На что он, как всегда, прямо и честно ответил:

– Ребята, у меня неприятность по семейной линии.

Вы заметили, что вчера я пропустил школу? Папа на день уехал, мама была больна, старшая сестра ушла на занятия, и отец поручил мне быть за него ответственным в магазине. И я весь день был главным человеком.

Пришел наш постоянный клиент Еркушин из дома на Гребецкой улице. Сказал, что у него до понедельника нет денег, и попросил поверить ему в долг. Ну как можно человеку не поверить? Я, конечно, поверил и отпустил ему на два рубля колбасы, на два рубля сосисок и на полтора рубля ветчины. Итого на пять пятьдесят.

Потом пришел наш водопроводчик Семен. Сказал, что корейка по два рубля фунт ему дорого. Ну, и я уступил ему по рублю семьдесят. Бедный дядька, что с него возьмешь?

В общем, когда папа вернулся, он насчитал в магазине на пять рублей шестьдесят пять копеек убытков.

Кричал на меня, стучал кулаком по прилавку и назвал бандитом.

Я считаю, что бандиты грабят людей, а я, наоборот, помогал людям. За что же такое?

Герман покраснел, еще больше разволновался и даже вспотел от переживаний.

Лебедев нахмурился и сказал:

– Ты, Герман, не сделал ничего плохого. Твой отец – частник, и у него буржуазно-капиталистические замашки. Его воспитывала другая эпоха. Наверно, он неплохой человек, но он еще живет в старой эпохе, и ему трудно изменить свое мировоззрение. (Ваня умел здорово выражаться и передавать свои мысли. Он наверняка будет большим ученым – думали мы.) Ты кем собираешься быть, Ермоша?

– Я буду инженером, – сказал Штейдинг.

– Так и заяви папе: "Мне трудно и невозможно быть частником, я не рожден для частной торговли, и ты меня не используй в качестве продавца буржуазной гастрономии. Я ребенок другой эпохи". Вот и все.

И Герман успокоился и даже первым в классе решил пример с одним неизвестным.

На Неве резко поднимался уровень воды. Шумел ветер, стреляла пушка на бастионе Петропавловской крепости. Нарастала угроза наводнения. Беспросветные тучи висели холщовым куполом над городом. Я видел в окно, как бежала по Большому проспекту женщина, ветер высоко задирал ее юбку, она хваталась за нее руками и тянула вниз.

– Пора спать, – сказала мама, и я лег в постель.

Когда я проснулся утром, папа сказал:

– Ты не пойдешь в школу.

– Почему? – спросил я.

– Посмотри в окно.

Я подошел к окну и не поверил себе. Весь проспект был залит водой. Она доходила людям до пояса. Вода залила все магазины, и по проспекту плыли колбасы, сыры, какие-то ящики. Колбасы, сыры и булки воспринимались, как древние бриги. Они напоминали о чем-то доисторическом. Мы ведь их почти не видели.

Только в витринах недоступных нам частных лавочек.

И вот они плыли, уплывали у нас на глазах. За ними в лодках передвигались люди и ловили их. Проплывали французские булки и мужские костюмы, шляпы, чулки, перчатки. Плыл черный рояль и белая этажерка, книги, столы, кресла. Плыла большая мертвая щука из рыбного магазина. Вслед за ней нотные альбомы и большие стенные часы.

Какой-то бородатый дворник плыл, сидя на зеленом диване, и греб метлой.

– Это наводнение, – сказала мама. – Такого не было со времен Пушкина. Помнишь, "Медный всадник"?

Я вышел с папой из квартиры и спустился по лестнице к нашей парадной. До первого этажа мы не могли дойти. Вода залила все до шестой ступеньки. Мы вернулись в квартиру. Вдруг раздался звонок. Папа открыл дверь. На пороге стоял Павлушка Старицкий.

– Мы за тобой, – сказал он. – Бобка ждет нас внизу. Мы связали у школы плот из досок и книжных полок, ездим на этом плоту и собираем уплывшие вещи.

Я умоляюще посмотрел на папу.

– Ни в коем случае, – сказал отец, – ты и так простужен, у тебя насморк, и ты обязательно схватишь ангину или инфлюэнцу. Кроме того, ты не умеешь плавать и можешь утонуть.

– Ну, папочка, ну позволь! – умолял я, но все было тщетно.

– В такой момент ты сидишь дома, – сказал Павлушка, – лично мне было бы стыдно.