Мартти Ларни - Хоровод нищих

– Я спрашиваю о времени.

– И я о том же.

Бродяга предложил Йере окурок сигары:

– Не желаешь ли горяченького?

– Слишком крепка.

– Да бери же.

– Не хочу.

– Не стану навязываться. У тебя хороший костюм. Твой?

– Конечно.

– У меня тоже. Без работы?

– Без… Или что-то в этом роде…

– Пропил свое место, а?

Йере вздрогнул, но промолчал.

– Вино страшная штука, – заметил сосед, – всего перекручивает: чувствуешь себя молодым, а выглядишь многое пережившим. В вине заключена вся гадость в текучем состоянии. Оно убивает человека быстрее пули, но пули-то ведь не пьют. Не обижайся. Я ведь тоже не совсем трезв.

– Я и не обижаюсь.

– Ну тогда ты, как брат во Христе, – усмехнулся бродяга, натянул на глаза козырек фуражки, принял удобное положение для отдыха и, зевнув, продолжил: – Хорошо отдыхать здесь.

Йере надел шляпу, воткнул под мышку верный портфель с документами и не спеша отправился в город. Постепенно он ускорил шаги, словно убегая от собственной вины. Но, добравшись до конторы мыловаренного завода, снизил ско-рость.

Офис уже был закрыт, и служащие разошлись по домам. Йере приуныл, его грызла совесть. Подобно медлительным жителям губернии Хяме, он слишком долго собирался. Сейчас он принял непоколебимое решение: завтра быть на своем рабочем месте ровно в девять часов. Свежим и в полной боевой готовности приступить к исполнению обязанностей. Морально сильным.

Он отправился в центр города и пересчитал свою наличность. У него было столько денег, что он смог снять дешевую комнату в отеле и скромно поужинать. После этого ему оставалось лишь отыскать артиста в жизни Хайстила и попросить у него совета, как действовать дальше. Аванса на новой работе он получить не надеялся. Это создало бы невыгодное первое впечатление о нем и вполне могло наложить на него печать представителя богемы, которому нельзя доверять. А таковым он не был – это сущая правда, и читатель знает это!

Йере некоторое время бродил по городу и наконец забрел в сад Тарккелинпуйста, где провел время до наступления сумерек. Его внезапно охватило непонятное чувство че-ловекобоязни. Он долго сомневался, прежде чем осмелился зайти перекусить в небольшую столовую, где сидели несколько стариков и веселый бродяга, разговорчивый и приветливо настроенный плут, предложивший свое общество.

– Где же ты был, что весь пиджак помялся?

– Лежал в парке, – ответил вымученно Йере.

– В церковь со мной пойдешь? Сейчас там происходит чудесный обряд.

Йере отрицательно помотал головой.

– Раздают деньги беднякам и безработным.

– Никогда не слышал о такой благотворительности.

– Да, да. Я был там в прошлое воскресенье, когда шел дождь. Сначала я пел вместе со всеми, чтобы разогреться. Потом на кафедру поднялся черноватый мужчина и стал говорить о каком-то мужике по имени Петр, который поймал в свои сети много рыбы. Видимо, здесь, неподалеку от Выборга. Потом пришел другой мужчина и предложил брать деньги из сачка с длинной ручкой. Наверное, тот Петр продал пойманную рыбу и получил за нее много денег, поскольку передал их церкви для раздачи. Карман у меня был пуст, и я взял сотню из сачка. Сейчас я снова гол как сокол, и надо опять идти на раздачу. Скажи, ты пойдешь со мной, чтобы получить немного денег?

– Сначала забегу домой. Встретимся здесь.

– Наверняка придешь?

– Через полчаса.

– Хорошо, я подожду тебя. Контрактов я с бедняками не заключаю.

Йере сбежал от незваного благодетеля. Он спрятался в небольшой гостинице, где умирали на корню благие намерения моряков, и попросил разбудить его в семь утра. Но ночью сон никак не приходил. Его одолели тягостные мысли о Денатуратной, об отце, Аманде Мяхкие и нежном коте Хатикакисе. Выборг оказался каким-то чужим и сильно изменившимся. Родной город стал для него уже слишком далеким.

Йере попытался сочинить для утреннего визита на завод подходящую оправдательную речь. Ему нужно было представить разумную причину своего опоздания. Но в мозговом поле не появлялось даже слабенького росточка идеи, и он, утомившись от напряжения, заснул. Йере был уже на ногах и оделся, когда в дверь постучали. Он заказал чай и утренние газеты. Попытался следовать инструкциям господина Хайстила – быть достойным бедняком. Но спустя полчаса в душе уже призывал к себе самого Хайстилу. Ему необходим был умный совет. В газете «Карьяла» он прочел короткое сообщение, где честных горожан предупреждали о мошеннике из Хельсинки, выступающем от имени начальника рекламы известного мыловаренного завода и совершавшего преступления, компрометируя это предприятие. Йере зажмурил глаза и задрожал. Наконец, он словно бы украдкой прочел заключительную часть сообщения:

«… и указанный писака нанес заводу ущерб на многие десятки тысяч, в связи с чем все склады с заводскими изделиями подлежат инвентаризации. Приметы этого человека: возраст примерно 26 лет; рост немного выше среднего; смугловатый; лицо обыкновенное, лоб высокий; говорит по-фински и немного на других языках; носит очки, ходит с тростью. Прочие приметы: разыгрывает из себя глупца. О задержании просим сообщить в ближайшее полицейское отделение».

В качестве заголовка газетной колонки метранпаж поместил изречение: «Плохая реклама хуже, чем никакая…»

Йере почувствовал, что проваливается в пропасть. У него появились основные признаки подавленности: взор уткнулся в пол, утолки рта опустились вниз, а плечи согнулись. Он начал судебный процесс против себя самого и через какое-то мгновение вынес оправдательный приговор. Он не смог доказать своей вины. Но откуда-то из тайника сознания злорадно выплеснулось сомнение: что ты наделал на празднике артистов перед тем, как впал в беспамятство? Да, что он делал, говорил и думал? У пьяного, как правило, память плохая, и Йере сейчас успокаивал себя этим.

Он быстро оплатил счет и выскочил на улицу. Владелец гостиницы проверил карточку постояльца, которая была заполнена столь неполно, что ее нельзя было даже представить полиции. Йере написал фамилию: «И. Суомалайнен», в графе профессия начертал: «писатель». Остальные сведения отсутствовали. Хозяин взял их с потолка и вписал время и место рождения, а также произвольно дополнил имя и профессию: «Иосиф Суомалайнен, церковный сторож».

Йере сейчас не испытывал особого интереса к рекламированию мыла. Наоборот, мыловаренный завод рекламировал его. Ему следует бежать от проклятия знаменитости. Для того чтобы не демонстрировать упомянутые в газете приметы, он снял очки и положил их в карман. Зрение его сразу ослабело. Портфель с документами «Чудного аромата» он выбросил в воду залива Салаккалахти, за ним туда же последовала и трость. Портфель утонул, а трость через какое-то мгновение приплыла к берегу.