Мартти Ларни - Хоровод нищих

– Давайте подведем счет, – с подчеркнутым серьезным видом произнес Йере. – Скажите, только честно, сколько я вам должен.

Йере был поражен, когда Ионас начал подводить итог. Он писал цифры мелом на кусочке кожи, предназначенной для подметок.

– Лекарства и подошвы…

– Разве Лидия не оплатила их?

– Нет. И не оплатит. Лекарства и подошвы… табак, кофе, лезвия для бритвы… Ну да бог с ними. Или все же нет. Конечно, ты можешь расплатиться. Сочини стихотворение.

– Стихотворение? О чем?

– О чем угодно. Хотя бы о твоем жизненном пути. Или обо мне.

Нестор прыснул со смеху.

– Если ты не перестанешь жужжать, я переведу на часовую оплату, – сказал Ионас своему помощнику. – Если бы тебе пришлось написать стих с рифмами, то выдавил бы из себя только… такое, что и назвать-то ничем нельзя.

Нестор посерьезнел, хотя и считал, что в жизни всегда есть над чем посмеяться, так как слишком много людей воспринимают самих себя с чрезмерной серьезностью.

– Да, стих, – сказал Ионас, обращаясь к Йере. – Ну как, рождается что-нибудь? Садись на мой бочонок и заставь свой карандаш петь.

Йере гладил дверную ручку и не верил, что Ионас говорит на полном серьезе. Но мастер не отвел свой взгляд. Он испытывал Йере, как библейский Иосиф своих братьев. Хотел видеть и убедиться, действительно ли Йере Суомалайнен – поэт Золя или же хвастун, бродяга, никогда не получавший денег за свою болтовню.

– Ах, дорогой мастер, – беззаботно произнес Йере, – с каким удовольствием напишу я стих о вас, но только когда вернусь домой. А сейчас… сейчас ничего не получится. Тема должна прежде всего созреть. Писать – это совсем не то, что говорить, здесь следует действовать намного целеустремленней. Понимаете, дорогой мастер, в стихе мысль продвигается по прямой линии и ее продвижение определяется законами геометрии. Сейчас я пребываю в таком душевном состоянии, что не в силах создать ничего, кроме обезличенного и невыразительного текста. А вы такой огромный характер… При таком настрое души о вас нельзя писать ни строчки…

– Не болтай, а садись и пиши! – прервал его Ионас.

– Не получается, инспирация не приходит.

– Врешь! Рождаются же у других ботинки и сапоги, хотя у них никогда не бывает… как это называется, повтори!

– Спиритация! – подсказал Нестор.

– Я не с тобой разговариваю, – строго заметил Ионас. – Кончай ухмыляться.

Ионас зло взглянул на Нестора, оставившего работу и ковырявшего в носу. Мастер вновь попытался склонить Йере к созидательному труду на ниве поэзии.

– Ну, садись. Выдавай хотя бы одно слово в час. Иначе не поверю, что ты написал когда-нибудь хотя бы одну строчку.

– Не могу писать по приказу, – защищался Йере.

– Сможешь. В том-то и заключена смекалка человека, что он работает по приказу, а не только из жажды денег.

– Нет, мастер! Неужели вы не понимаете, что я поэт.

– А я сапожник. И способен на многое другое, а не только на треп языком.

Йере сейчас не видел в Ионасе Сухонене ни грамма гуманности. Какое садистское удовлетворение получал этот сутулый пожилой человек, удерживая у себя в мастерской свободного как ветер поэта. Когда Ионас отошел к окну и стал протирать запотевшие стекла, Йере в два прыжка оказался у двери и снова взялся за ручку. И вот он открыл дверь и ринулся в переднюю.

– Мастер! Он смывается! – крикнул Нестор. – И все рифмы уносит с собой.

Едва поэт успел дойти до ворот, как Ионас догнал его. Он держал в руке огромную тряпку с варом. Без слов сбил с головы Йере шляпу и набросил тряпку на его волосы. Выражаясь без прикрас, мастер вцепился в эту тряпку, успевшую благодаря вару прилипнуть к шевелюре скитальца по поэтической стезе и таким способом втащил его обратно в мастерскую.

– Разбойники! – завопил Йере. – Никакой интеллигентости!

– Какая еще тебе интеллигентность? – спокойно отвечал Ионас. Он усадил поэта на свой бочонок напротив железной лапы и сапожным ножом вырезал тряпку с варом из его волос. Затем запер дверь на замок, а ключ положил к себе в карман.

Дневной заработок Нестора сократился сегодня до минимума. Помощник пожалел, что договорился с мастером насчет сдельной работы. Он то и дело прыскал от смеха, который стал прямым следствием его злорадства. Однако смеялся он совсем не заразительно, а скорее раздражающе. И прежде всего злил мастера, на лбу которого прорезалась суровая морщина. В этот момент в дверь постучали, и мастер бросился открывать. Йере почувствовал себя свободнее и ответил улыбкой на смех Нестора, который неожиданно оборвался, так как тот шилом уколол большой палец. Дверь открылась, и в комнату вошел довольно молодой полицейский. Йере охватила мелкая дрожь, а Ионас остался спокойным.

– Опять за кем-то гоняетесь? – спросил мастер.

– Этого добра всегда хватает.

Полицейский внимательно посмотрел на Йере. Тот достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и начал быстро покрывать его листок закорючками букв.

– Мой приятель, – шепнул Ионас полицейскому.

– Коммивояжер поди? – так же шепотом спросил полицейский.

– Нет, писатель.

– И так выглядит?

– Да. Он немного того…

Ионас повертел пальцем около виска. Полицейский сочувственно покачал головой и покинул мастерскую вместе с починенными сапогами. Он успел обратить внимание на то, что у писателя плохой почерк. Откуда ему было знать, что характер почерка изменяется под влиянием душевного состояния, охватившего человека в момент, когда он пишет.

Ионас остался стоять в дверном проеме, посмотрел на Йере, запер дверь, а ключ снова сунул в карман. Он решил и дальше подвергнуть своего гостя проверке. У него имелся свой метод тестирования мошенников: с той самой точки, где кончались его сведения о том или ином человеке, он приступал к перекрестному допросу.

На лице у Йере была написана гордая и даже презрительная мина поэта, присущая прежде всего молодым лирикам, которые свято верят в то, что родились поэтами, и поэтому страдают всю свою жизнь. Через полчаса он вскочил на ноги, протянул мастеру листок бумаги и несколько высокомерно произнес:

– Не в уплату, а на память за то, что однажды имели честь предоставить мне ночлег.

Ионас схватил бумагу, а Нестор снова прекратил работу.

– Где мои очки? – произнес Ионас и посмотрел на Нестора.

– Вот они! Давай я прочту.

– Ты? Давай очки!

Нестор стал выковыривать из ушей серу и, открыв рот, следил за своим мастером.

– Я могу идти? – спросил Йере.

– Иди. Вот ключ.

– Прощайте.

Ионас не ответил, но Нестор оказался вежливей его.

– Заходи еще, – сказал он. – Мастер человек хороший.

Йере вышел. Нестор убрал со лба прядь волос, уставился на своего работодателя и вслух произнес.