Феликс Кривин - Пеший город

В последних числах прошлого месяца у нас на доске внезапно все перевернулось. Не сама доска, а наша жизнь, которая на ней протекает. И сразу все наши дебюты, гамбиты, эндшпили кобыле под хвост, и на доске у нас пошли совсем другие игры.

Здесь кстати вспомнить Великую Французскую революцию. Там тоже всех уравняли, сделали пешками. Королю и королеве отрубили головы, чтоб не слишком их задирали перед народом. У нас до этого не дошло. По сравнению с тем французским переворотом наш переворот, даже вместе с доской, это так, детский мат, который в серьезной игре не принимается во внимание.

Но и нам тоже досталось. В интересах ложно понятой демократии у нас на доске все стали пешками. И господа офицеры стали пешками, и господа кони, и другие достойные господа. Конечно, как говорится, не все коню масленица, но кто им будет теперь ходить буквой Г?

Это называется: игра в шашки. Плохо только, что для этой игры используются такие квалифицированные фигуры. В их числе король и королева, которым, как я уже упоминал, не отрубили головы, потому что сейчас уже не те времена. Но времена меняются… Это я так, к слову.

Долго мы вживались в эти шашки. Но постепенно привыкли, вошли во вкус. Сбиваем, не глядя, а при случае и мат дадим. От мата мы так и не отвыкли. Это называется: запереть в уборную.

А как сбиваем! Перемахиваем через головы. Через две головы, через три головы. Чем больше собьешь, тем дальше продвинешься. Такие порядки.

Фигуры наши уже и не помнят, как быть фигурами. Король не помнит, как быть королем, королева не помнит, как быть королевой. А господа офицеры… Посмотрели б вы на этих господ. У них одно на уме: запереть королеву в уборную.

Тут полезно вспомнить Римскую империю. Там, если помните, ввели в сенат одного коня. Так вот, уважаемый Обозреватель, если дело дойдет до меня, я заранее отказываюсь. Так и передайте там, в парламенте: он, мол, отказывается. Мало мне моей доски? Чтоб еще в парламенте отвечать за то, что у нас творится?

Давно пора отделить политику от государства.

Однажды Вассерману приснилось, что он холодильник «Колыма» и приехал в страну Вечных Льдов на родину предков.

Почему «Колыма»? «Колыма» — это название пишущей машинки, а холодильнику больше подходит марка «Мишка на севере». Хотя почему Мишка? Он же не Мишка, а Вассерман.

Выглядел Вассерман у себя во сне довольно импозантно. Высокий такой, белый, блестящий. И вдобавок с дверцей и лампочкой, о чем Вассерман никогда даже не мечтал.

Это очень удобно, если, допустим, понадобится проверить, что у него внутри. Чтоб не крушить ломом или кувалдой, а легонько дверцу на себя, лампочка внутри — пых! — и смотри, любопытствуй. Можешь и в морозильную камеру заглянуть.

Вот оно как обернулось! То сам сидел по камерам, а теперь камера в нем сидит. Пусть посидит, пусть почувствует, каково другим сидится.

Между прочим, там, во сне, Вассерману предлагали ехать в Америку. Но он отказался. Только, говорит, на родину предков.

И вот он в этих самых местах. Это здесь родился тот холод, который он пронес через всю свою жизнь, — только раньше ему было холодно внутри, а теперь снаружи. Совсем другие климатические условия. Придется акклиматизироваться на старости лет.

А вокруг холодильники, холодильники. Подошел Вассерман к одному, извините, говорит, не знаю, как вас по отчеству. Но тот на вежливость Вассермана среагировал слабо. Дескать, им здесь отчество ни к чему, им здесь отчество заменяет отечество. А что касается фамилии, то по фамилии он Айсберг.

Тут, конечно, Вассерман поинтересовался, не родственник ли он Петра Захаровича Айсберга. А Михаила Ефимовича? Но выяснилось, что у них на севере этими Айсбергами пруд пруди. Да что там пруд, Ледовитый океан пруди.

Вассерман для приличия удивился, а потом сообщил, что он приехал на родину предков, и не подскажет ли исторический соотечественник, где он может устроиться на работу. Поскольку он, холодильник, большой мастер по производству холода.

Ответ его поразил. Оказывается, на родине холода холод никому не нужен. Здесь, наоборот, дефицит тепла. Вот если холодильник Вассерман берется производить тепло, его в ту же минуту устроят на работу.

Вассерман на это возразил, что тепло у них производит печка. Его соседка. Правда, бывшая. Недавно уехала в Африку, на родину предков.

Холодильник Айсберг меланхолически заметил, что все мы со временем отправляемся к предкам. Он мыслил очень глубоко и лишь небольшой своей частью пребывал на поверхности. Но предки, не без сарказма добавил он, еще никому не помогли устроиться на работу.

Вассерман ничего не мог понять. Он специально приехал сюда, к своим. Он же свой, если не верят, пусть откроют дверцу и убедятся…

Он холодел от обиды, холодел и покрывался снегом, льдом и чем еще можно в этих местах покрываться. И, холодея, сам превращался в айсберг, хотя на самом деле был не айсберг, а Вассерман.

И долго еще из-под этого снега, льда и холода слышались пронзительные крики:

— Я холодильник! Возьмите меня! Я вам устрою такой холод на вашем полюсе!

И от этих криков все холодело вокруг и шарахались белые медведи, как белые кролики…

— Какой ты легкомысленный, ветер! То к березке цепляешься, то к ромашке цепляешься!

Да, он легкомысленный, он цепляется. Но как тут не цепляться, когда вокруг такая красота!

Жил однажды король, очень известный человек в королевстве. О нем и в газетах писали, и на портретах его показывали. Но хотя был он первый в государстве человек, любили его меньше, чем самого последнего дворника.