Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

- Не надо... – хрипло перебила меня девчонка. – Я видела такой у гостей однажды. Это же правительственный аппарат с атомной батарейкой, да!?

- Только поклянись мне, что ты не будешь использовать те карточки, что в нем есть, – осторожно сказала я, – а купишь и вставишь себе другие от операторов, ибо на тебя сразу выйдут... Будет больно в лучшем случае, и мне попадет...

- Боже, у меня нет сейчас денег, – взмолилась девчонка. – Негде купить карточку, я прошу! Можно я хоть один раз позвоню, при них, девчонках, а? – она так моляще смотрела на меня, что я дрогнула.

- Нет! – тихо сказала я.

- Но только сегодня вечером! – она сложила молитвенно на груди руки. – Один раз!

Я улыбнулась. Как она походила на меня!

- Это смертельный риск, – покачала головой я.

- Я готова рискнуть! – гордо ответила она. А потом снова посмотрела на танцующих, когда даже издалека в густой толпе был виден блеск драгоценностей в той группе и чуть помрачнела.

- С таким аппаратом мне не нужно драгоценностей... Пусть заткнутся... – гордо и презрительно глядя на них, сказала она.

Я хихикнула.

А потом поглядела на ее храбрящееся лицо, безумно напуганное будущей авантюрой, и тихо сказала:

- Слушай, а ты Олега Ивановича знаешь?

- Белобрысого, что ли? Да он мне как дядя, кто ж его не знает, да только у него с семьей горе случилось... – радостно вскрикнула она. – Я всю команду его знаю! Сколько они моему отцу крови выпили! Он из-за жены странный, у него личная трагедия, – мрачно сказала она. – Санька, моя подруга, втюрилась в него как кошка, а он никак, даже не реагирует...

- Ну так передашь ему вот эти драгоценности, он их у меня забыл... – вздохнув, я отдала девчонке гранатовый браслет и сережки, что оставались на мне, и потому их белобрысый не забрал. Раз эта бабушка его родственница, черт с ней, я не из-за драгоценностей ей квартиру купила и ее Юру спасала... Я честная...

Девчонка как-то странно смотрела на камешки.

- Запомнила, кому передать? Это только ему, а не твоему отцу...

- З-запомнила... – заикаясь, сказала она. – Это драгоценности? Такие как у них?

- Успокойся... – буркнула я. – Твоим богатым девочкам таких не видать, даже если папы у них заплатят миллионы за камешки... Только не спутай, кому отдать, и одевай только в закрытых богатых местах, – ухмыльнулась я, – чтоб у тебя не вырвали их вместе с ушами и головой, поняла?

Она послушно быстро закивала.

Я встала, давая понять, что аудиенция окончена. Да и не понравилось мне какое-то движение машин вдали.

- Кажется, твои ребята уходят... – усмехнувшись, сказала я, ибо давно уже вычислила, на какую группу она смотрела. Даже программиста ее предположительно угадала, ибо он так смотрел на нашу скамейку, так смотрел! И она уверяла, что он ее не видит в упор! Подозрительно, скажем, смотрел на мою голову-маску Мишки, даже вылез на трибуну, чтоб лучше видеть, маска моя же мужская. Кажется, девочке светит белое платьице и фата гораздо даже скорей, чем она думает.

Она бегом направилась туда, я же резко направилась в противоположную сторону, сжав зубы. Что-то мне не понравилось. Я просидела на месте больше трех минут, а ведь я перед этим звонила – с ужасом подумала я. По краям площади были возвышения, так что сама площадь была как в амфитеатре, и я взбежала по ступенькам. И уселась обессилено на скамейку. Отсюда трудно было различить девушку, она ведь скрылась среди минимум ста тысяч молодежи. Потом опять встала.

Я быстро пересекла дорогу, поднялась еще выше и остановилась среди людей на остановке маршрутки. Подумав, я зашла прямо в маске выпить кофе в небольшой ресторанчик.

И тут на дороге завизжали тормоза. Со всех сторон вокруг площади с молодежью подъезжали с воем милицейские машины, полностью блокируя ближнюю к стадиону полосу. Насколько я могла лениво видеть, потягивая чашечку кофе на террасе, они оцепляли живым кольцом всю площадь.

Из машин выбегали милиционеры, смотрели на танцующие тысячи людей, кое-кто просто плакал и ругался.

- Издевается, гадина! – чуть не заплакал один полковник внизу прямо подо мной, смотря в трубу на гигантскую площадь, сплошь всю заполненную народом. Сто тысяч народа уже окружали влюбленную Аньку.

Я равнодушно прихлебнула вкусного кофе.

- Я тебе говорю, – спокойно говорил кто-то. – Теперь владельца телефона не стоит даже брать. Вот увидишь, утром ворвутся на звонок, и еще и окажется, что это будет дочка генерала в его собственной квартире! Она мастерица выкидывать такие фокусы – попробуй найди ее в этой толпе в масках!? – он сплюнул.

В это время подлетела машина с конвоем из двух джипов.

- Определили местонахождение? – с ходу вывалился генерал из машины.

- Да! – четко отрапортовал человек в странной машине.

- Точно?

- Точно! Она и сейчас звонит!

- Где?

Человек показал. В самую гущу весело танцующей толпы.

Генерал заплакал.

- Сука! Дрянь! Б...! – кричал генерал сквозь слезы и топал ногами.

Я недослушала его, ибо увидела едущую по этой стороне маршрутку, заплатила деньги, и села в нее, спокойно сойдя по ступенькам, заслоненная микроавтобусом от милиции.

- Ожидается резкое похолодание, вызванное Эльниньо... – бормотало радио. – Будьте внимательны, приближается арктический циклон, возможны редкие в эту пору заморозки.

Маршрутку нигде не останавливали. Я тупо таращилась на ночной город.

Не помню, где я вышла и куда я шла. На душе было муторно. Мне не было куда идти. Я только сейчас поняла, что меня выгнали из моего дома. И от меня отказался жених...

Не помню, куда я брела и почему плакала. Мне было все равно. Голова кружилась... Я еле шла.

Не помню, почему я оказалась на земле. Какой-то бомж с бутылкой налетел на меня, вырвал из руки сумку. Я попыталась сопротивляться. Второй его товарищ сорвал маску вместе с бинтом.

От адской боли я очнулась и кинулась на него. Но получила только удар под глаз, а потом второй рукой хук слева. Изловчившись, вся плывя от адской боли в рвущейся от боли голове, я ударила его пальцем в глаз. Он ахнул и отлетел. А я, упав на валявшуюся под скамейкой бутылку, на ощупь ударила второго по лицу ей изо всей силы, вгоняя хрящи носа в мозг. Но, наверное, я попала не слишком сильно. Завыв и схватившись за лицо, он кинулся прочь. Где-то открылось окно. За ним бежал второй. Кажется, по переулку кто-то шел.

Мыслила же я очень медленно и тяжело. Не знаю, сколько так я тупо просидела, опасаясь шевельнуться. Знаю, что стало ужасно холодно. Руки начали неметь. Я сидела в одной блузке. Ну и пусть, замерзну... – по-детски подумала я. Меня никто не ждет. И как-то медленно я вдруг окончательно поняла, что у меня теперь нет дома, и я должна заботиться о себе сама. Я должна искать ночлег.