Алекс Норк - Маргарита

— Неужто два сребреника?

— Попомни мои слова.

Большой «полуофициальный» совет под руководством представителя администрации — человека не из самых главных, но немаленького, и тесно связанного с бизнес-кругами — проигнорировать было никак невозможно.

Главный «Торговый» не зря совсем приехал туда с тяжелым чувством — первый же вопрос от председательствующего прозвучал до примитивности безобразно:

— Ну и как будем вынимать у этой суки деньги?

Лёня сразу же предложил глупость: нарисовать ей на бумаге всякие привлекательные инвестиционные планы — нефть, газ, алмазы — втянуть, а потом — дело техники.

Молодой шустрый на всё способный депутат предложил «еще лучше»: обвинить в пособничестве экстремистской партии «Эх, Россия», взять под стражу вместе с ее опекуншей, прессануть — сами на все согласятся.

«Торговый» встретился глазами с умным Катушевым, и оба друг друга поняли.

— Ну а вы что молчите, Евгений Матвеевич? — спросил председатель.

— Я, во-первых, предлагаю не называть женщин суками.

— Хм…

— Во-вторых, нужно представить ей несколько крупных реальных проектов с эффективными результатами финансирования. Пусть закажет международную экспертизу и принимает решение.

— Вы что же, всерьез полагаете, что мы вынем у нее таким способом четыреста миллиардов?

— Вынимают из карманов, и я в этой области не специалист.

«Не будет он на старости лет срамить себя участием в шайке. Нет, не будет».

Ответ, разумеется, не понравился, и в его сторону больше уже не смотрели.

Нервного разговора хватило всего лишь на полчаса, выбрали все-таки предложение обвораживать сказочными планами и отправить на это министра финансов, администратора… Лёня, видимо вспомнив про танцы с цветком в зубах, нашел предлог отвести свою кандидатуру, третьим вызвался известный всем «Энергетик».

Готовиться к сказочным планам было незачем, ехать договорились почти не откладывая.

Администратор отозвал к себе Катушева.

— Конфеты-бараночки я еще понимаю, но они же по всей стране поросят раздают. Откуда у них такое количество поросят? Мои специалисты просчитали внутренние ресурсы, таможенный ввоз за три последние месяца — нет в стране такого количества поросят!

— Совершенно верно.

— Тогда как вы это объясняете?

— Да просто. Мои люди проследили эту схему: приезжает грузовик с поросятами, отдают двух-трех и обещают скоро приехать и раздать остальным, а молва по областям идет, что у каждого уже есть дармовой поросенок.

Что-то не понравилось администратору в этом флегматичном ответе.

— Да?

— Ну, не из воздуха же они их берут.

— Вон, машина с нашими поросятками пошла. Желаете, остановлю, вам дадут одного?

— Будет тебе сейчас поросятина, — проговорил с переднего сидения старший.

— Ну, будет так будет. А это что?

— Где?

— Вон коллектор прорвало.

Все увидели, как из какой-то дрянной трубы мерзкая жижа хлещет потоком в реку.

— Нужно вам это?! — зло проговорил мужичок. — Вот это вам нужно?!

— Не нужно, но ты все равно заткнись.

Иуда давно заметил, какие разные люди.

Когда Учитель говорит с ними, у одних свет возникает в глазах — но потому что их души и так это знали, их радует подтверждение, выраженное собственное их чувство чужим сильным словом. У других — только недоумение, им любопытно, как если бы показали какую диковину, а головы потом возвращаются к своему кругу мыслей.

Разве Учитель не понимает?

Разве не сказано: все возвращается на круги своя.

И еще: у кого много есть — преумножится, а у кого мало — отнимется то, что имеется.

— Да, уютненько тут у вас, хороший подвальчик.

Человек сидел за столом, и те трое вошли и остались стоять.

— Садись.

— Благодарствуйте.

Мужичок расположился на стуле напротив.

— Ты на кого работаешь?

— О!

— Что о, хозяина называй… Что молчишь, жить хочешь?

Мужичок призадумался.

Потом улыбнулся:

— Другой раз радость от жизни берет, счастье какое-то… — и погрустнел: — а иногда и не очень.

— Ваньку валяешь, сукин сын.

— Насчет происхождения вы, извините, не правы.

— А понимает твой хозяин, на кого замахнулся? Ришельевич с Полуниным мне, понимаешь, мне платят.

— Много?

— Не твое дело, собачье.

— Опять, извините, ошиблись с происхождением.

— Значит, хозяина своего ты не сдашь?

— Нет.

Их глаза сошлись, и тот первый вдруг ясно понял, что орех этот можно раздавить-размозжить, но вынуть из скорлупы ничего не удастся.

Стало быть, и время терять больше незачем.

Взгляд, брошенный за спину мужика, все сказал, старший двинулся, но двинулось еще что-то.

Двинулся слегка, вроде, воздух и пол, лестничный ход ухнул, проседая под гигантским черным медведем — невероятная черная туша лишь задела по пути слегка старшего, и того пушинкою отнесло к стене. Двое других было сунули к кобурам руки, но каждый сразу же понял — стрелять в эту страшную тушу, всего в нескольких метрах, из их «пукалок» — это сразу подписать себе приговор.

Медведь легко достиг другой стороны стола, встал в рост… зверь не ударил, а просто дернул лапой и оторванная голова полетела на стол.

Кровь стала стремительно растекаться.

Гость слегка отстранился, чтоб не запачкаться, и встал.

— Ну, я поеду?

— Можем подвезти, — любезно предложил с пола старший.

— Не надо, — добродушно улыбнулся мужик, — я на попутках.

И двинулся вверх по лестнице.

Медведь, прихватив голову, затрусил за ним на задних лапах, словно за дрессировщиком в цирке.

На секретарский телефонный звонок энергичный женский голос ответил, что Их Высочество готово предоставить представителям власти аудиенцию.

Поехали, как положено, каждый в своей машине и со своей охраной.

Сообщения шли чередой.

С личными извинениями позвонил атаман от Донского войска.

— Ты, Игоревич, прости. Сам я был против, но донцы единогласно почти решили вступить в «Эх, Россию».

Другие звонки… ближе к вечеру Митя понял, что от Русского конгресса — его любимого детища — осталась только кучка татар и евреев.

Представитель администрации, выходя из машины, сразу заметил некоего в плаще с поднятым воротником и надвинутой низко шляпе.

Тот совался в подъезд, и подъехавших заметил слишком поздно.

Администратор сделал знак другим подождать и подошел к человеку.

— Борис Абрамович, но это уже безобразие. Вы нарушаете основные договоренности.

— А как я мог, как я мог не сделать визит любимейшему существу своего близкого друга, не выразить соболезнование, — быстро заговорил тот, — щенком держал ее на руках, — он показал, как держал и баюкал.