Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

№ 101, 5 июня 2008 года

В этом мирном словосочетании появляется грозный смысл. В полном соответствии с главными тенденциями постиндустриальной эпохи, в которую мы, как Монголия в социализм, прыгнули сразу через несколько необходимых стадий, война двух армий замещается войной виртуальных, иллюзорных сущностей: брендов, символов, лозунгов.

Захват Украины осуществляется, слава богу, не гаубицами и не танками, а памятниками, расставляемыми в знаковых местах. В Севастополе установлен памятник Екатерине, и все мы понимаем, что это не столько акт благодарности основательнице города, сколько подтверждение его русской сущности и принадлежности. Вообще-то его должны были открыть за два дня до того, одновременно с монументом гетману Сагайдачному, но тогда не удалось договориться с городской администрацией. И Екатерина уравновесила гетмана два дня спустя.

При открытии памятника гетману были сказаны судьбоносные слова: «Теперь ни у кого не будет сомнений, что это украинский город». А на памятнике русской императрице выбит ее указ об основании Севастополя. Наверное, скоро у памятников будут выставлены пикеты — чтобы никто не осквернил. И акции пророссийских и проукраинских активистов будут происходить соответственно у монумента Екатерине (напротив Дома офицеров) и у подножия Сагайдачного (близ бухты Омега). К Екатерине будут возлагать цветы 12 июня, а к гетману — 24 августа, в День независимости Украины. Я, правда, не знаю, какое отношение Петр Сагайдачный имеет к Севастополю, но война памятников, товарищи, все-таки лучше открытых боевых действий.

Мне кажется, скоро Севастополь будет заставлен памятниками очень плотно — лучше бы, конечно, пустить эти деньги на застройку, на инфраструктуру, с которой там неважно, и на снабжение, но идеология — тоже не фунт изюму. Российская сторона будет лоббировать памятники Нахимову (один уже есть, но это когда было!), Пушкину (он не бывал в Севастополе, но Гурзуф в каких-то ста километрах), Толстому (давно собираются), Жукову (пусть будет, он символ всех наших военных побед), Сталину (ветераны требуют его с прошлого года)… Украинская — Мазепе, Петлюре, Бандере, сколько их там еще есть, героев антирусского сопротивления… Венцом борьбы станет синхронное открытие памятников российскому премьеру и украинской приме, и чтобы оба с косами: она — с волосяной, символизирующей украинскую женственность, а наш — с сельскохозяйственной, символизирующей российскую мужественность. Я не против, честное слово: красивый будет город, сад камней.

А дальше можно эту же практику перенести на все спорные территории: открывать в Абхазии то памятник Руставели, то монумент Лермонтову… В Осетии — то Бараташвили, то Баратынскому… А там и Приднестровье подтянется, и Ирландия, и, страшно сказать, Израиль — чем вечно воевать, лучше в секторе Газа поставить по памятнику Арафату и Жаботинскому… Есть вещи, которые при переходе в плоскость культуры и идеологии значительно облагораживаются. Об одном жалею: на средства, собранные для установки всех этих памятников, жители спорных территорий давно могли бы устроить себе сносную жизнь. Но это все второстепенно — лишь бы не было войны.

№ 110, 19 июня 2008 года

Кажется, я наконец понял главный принцип русского законотворчества. Впрочем, сформулирован он был задолго до меня в поэме Евг. Евтушенко «Казанский университет»: «Как йодом намазывать ножечки кровати, где стонет больной». То есть намазывать надо больному, но намазывают — кровати.

Тем самым и проблема не решается, и деятельность имитируется. Все надо делать как бы по касательной к существу проблемы, и будет нам счастье.

Вот, например, есть проблема миграции. Мигранту в России угрожает множество опасностей — от работодателя, отбирающего паспорт, до скинхеда. Мигрант тоже много чем угрожает России: во-первых, он не желает в нее интегрироваться, а во-вторых, кто бы ему и дал. В результате в Москве и Питере (да и в других крупных городах в последнее время) возникают анклавы чуждой культуры, и это, говорю без иронии, опасно.

И вот Совет Федерации обсуждает законопроект «О внесении изменений в федеральный закон о правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации». Заседать будет специальная комиссия по национальной политике. И предложение ее очень простое: ввести для мигрантов экзамен по русскому языку.

Что хотите делайте, товарищи, но я совсем не понимаю этого шага. Вероятно, это наш ответ подлым бывшим сателлитам, которые для своих граждан русского происхождения ввели обязательный экзамен на знание эстонского там или грузинского языка. Мера, само собой, отвратительная, но по крайней мере объяснимая: если ты гражданин — обязан знать язык не только в пределах общения с официантом. Но представьте себе гастарбайтера, приезжающего в Москву и пишущего диктант или отвечающего, не дай бог, на вопросы о русской истории и литературе! Неужели знание русского языка само по себе способно интегрировать мигранта в нашу культуру? Неужели единственное, что реально угрожает ему сегодня, — это недопонимание нюансов русской орфографии? Может, имело бы смысл начать с каких-нибудь льгот при получении гражданства, с жестких мер против работодателей, нарушающих права этого мигранта? Может, стоило бы рационализировать регистрацию, чтобы не так много народу от нее уклонялось? Словом, есть еще перспективы — как для смягчения, так и для ужесточения миграционной политики. Но русский язык у нас такая удобная вещь, что им всегда замазывают трещины: чуть руководство страны не знает, что делать, оно начинает заниматься русским языком. То защищает его от иностранных заимствований, то чистит от жаргона на телевидении… Сейчас оно будет навязывать его гастарбайтерам и пускать в Россию только тех, кто способен на чистом русском языке подробно рассказать устную тему «Моя гордость за архитектуру и культуру столицы нашей Родины — Москвы».

Нет, я не возражаю: желательно знать язык страны, где ты работаешь и временно проживаешь, хотя бы и теснимый со всех сторон. Но мне почему-то кажется, что сдача этого экзамена станет еще одним способом изъятия взяток у того же гастарбайтера. И вместо знаний русского языка им придется демонстрировать знание арифметики: устный экзамен — пятьсот, письменный — семьсот, сколько это будет?

№ 115, 26 июня 2008 года

Выходит, не совсем напрасно мы ждали оттепели: случился и на нашей улице праздник — российским водителям разрешено пить за рулем. Цифра, конечно, ерундовая — 0,3 промилле спирта на литр крови. Это триста граммов пива, или пятьдесят — водки, или полстакана легкого сухого вина.