Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

Кризис в Европе вообще воспринимается трагичнее, чем в России: у нас ни один крупный предприниматель, слава Богу, пока не покончил с собой, а у них несколько миллионеров уже свели счеты с жизнью, хотя пойти по миру им, прямо скажем, не грозило. Отчасти виновато благополучие последних двадцати лет (у нас стабилизация наступила только в телевизоре). Отчасти, думаю, причина в немецком сознании, для которого привычно искусственно внушенное чувство личной вины: за фашизм, за национальную катастрофу… Ни в одной стране мира нет такой традиции самобичевания, искупления: может быть, им теперь кажется, что, покупая «Ладу», они искупают грех избыточного докризисного процветания? Вот, Господи, я принадлежал к среднему классу, необременительно работал, искренне верил в конец всех катаклизмов, в свою великую корпорацию и ее великую роль… и вот все сдулось, и мир схлопывается до размеров реальной экономики. Но я все понял, Господи, и вот купил себе автомобиль «Лада», потому что многие друзья и даже некоторые производители утверждают, что ездить на нем — наказание. То есть я наказан, и ты можешь не добавлять мне по шапке — так, наверное, обращаются они к своему немецкому Богу, который, в отличие от русского, наказывает и премирует строго по делу.

Что касается отечественных потребителей, они все равно не спешат пересаживаться на родные машины: в России у «Лады» слишком негативный шлейф. Беда в том, что в России за тучные годы нарос потребительский класс с немереной амбицией и весьма посредственной амуницией, то есть скудными талантами и огромным самомнением; такие люди действительно лучше будут обходиться без всякой машины, нежели купят отечественную, по крайней мере пока их не клюнул жареный петух. Что же, нам лучше: впервые за последние годы по Москве можно ездить более или менее свободно.

№ 25, 12 февраля 2009 года

Новый список российских миллиардеров опубликован подозрительно вовремя: это лучшая антикризисная мера из всего, что предложило покамест наше правительство. По крайней мере самая наглядная.

Один из выдающихся парадоксов человеческого сознания — не только российского, хотя в России эта непривлекательная черта не приглушена цивилизацией и потому особенно отчетлива, — заключается в том, что злорадство у многих сильней сочувствия. Есть, конечно, высокие души, способные сострадать и злейшему врагу, попавшему в затруднительное положение, — но их не больше одной десятой земного населения. Прочие с лихвой компенсируют недостаток личных удач избытком чужих проблем: почти убежден, что, если бы в царской России удалось разорить или хоть отправить в отставку (как сделано в понедельник) нескольких надоевших всем магнатов, революцию удалось бы погасить в зародыше. Людям необязательно распределять между собой государственное богатство, тем более что и так никому не досталось: достаточно отнять его у тех, кто сильно намозолил народу глаза.

Теперь наконец стало ясно, зачем растили олигархов. Обычно-то ведь деньги света не любят, и крупнейшие состояния России созидались в тиши: о Романе Абрамовиче узнали по чистой случайности — на виду были куда менее богатые Березовский с Гусинским. Оказывается, олигарха растят на случай кризиса, как каплуна откармливают к Рождеству: в час икс народу демонстрируется обедневший, сдувшийся, только что не сажающий картошку магнат — и, о чудо, наши собственные проблемы кажутся иллюзорными! Дерипаска спустится с первого места (40 млрд.) на восьмое (4,6): в восемь раз обеднел человек — что уж тут нам-то со скромными рублевыми потерями: Абрамович, хитрейший из всех, лишился 8 млрд., да тут еще недавний развод — ах, какой ужас! Потанин не прекращает заниматься благотворительностью, а ведь лишился 15 млрд. из 20! Понятно, почему Прохорову ничего не было за скандал в Куршевеле: за тем ведь и держали. Сначала — чтобы отводить на них, как по специально прорытому каналу, народную ненависть. Потом — чтобы успокаивать этот же народ: смотрите, ребята, у вас все еще не так страшно. И действительно — фигня, прорвемся, мы привычные, а они потеряли больше, чем есть у всего нашего города вместе взятого!

В будущем имело бы смысл показывать репортажи о том, как они неумело осваивают городской транспорт, как, извиняясь и кланяясь, сдают бутылки, как вспоминают навыки вождения «Жигулей», по три раза заваривают один пакетик чаю и переводят детей в областные пединституты за невозможностью оплачивать обучение в Йеле. Ей-богу, если эта волна госпропаганды — в программе, допустим, «Максимум» — совпадет с увольнением пары-тройки ненужных и засидевшихся губернаторов, а также с публичной поркой наиболее одиозного чиновничества, мы пройдем кризис без социальных потрясений. Надо только не забыть аккуратно поддувать десяток новых олигархов — потому что чутье подсказывает мне, что этот кризис в истории стабильной России отнюдь не последний.

№ 30, 19 февраля 2009 года

Главная спортивная тема месяца — допинг, по крайней мере в России, ведь не кого-нибудь, а наших Юрьеву, Ахатову и Ярошенко дисквалифицировали за следы препарата с поэтичным названием эритропоэтин.

Тот факт, что главные темы спортивных новостей давно уже крутятся вокруг допинга, — еще одна примета так называемой постиндустриальной эпохи, когда интересен не сам предмет, а разнообразные накрутки, околопредметные скандалы: грубо говоря, когда предисловие важнее текста. Какая разница, как они там бегают и стреляют? Важно, чем они колются. Думаю, раз уж калифорнийский губернатор лично поднял эту тему и обрушился на допинг всей тяжестью рейтинга, скоро подобные скандалы перерастут спортивную сферу и захватят все окружающее пространство. Японский министр экономики вон уже пострадал за то, что одновременно с противопростудными каплями позволил себе сто грамм. Главной политической темой станет все тот же допинг: кто что съел или выпил перед удачной речью. Не может быть, чтобы человека вот так сразу осенило. Да, собственно, содержательная часть мировой политики и культуры давно уже сжалась до минимума: конкурируют не программы политиков, а цвет кожи, фасон костюма, в лучшем случае происхождение дядюшки с материнской стороны.

В культуре допинговые проблемы могут занять центральное место: допустим, поэт Н. написал хорошие стихи, и тут выяснилось, что он при этом курил. Дисквалифицировать поэта Н., запретить ему печататься, пока не бросит! Стихи забыть. Помню долгие споры о том, курил ли Пушкин. Никому и в голову не приходит, что главный допинг для поэта — какой-нибудь закат или внезапное чувство свободы.