Борис Привалов - Надпись на сердце

Милиция заходит в павильон. Мы с толстяком — следом.

Реализуев орет так, будто тонет в бочке:

— Целый день за насосом, укачался, недоглядел, вы сами попробуйте сто кружек в минуту! Провокация!.. Что ж вы равнодушно допускаете безобразие, граждане?

— Насчет безобразия поосторожнее! — говорит милиционер. — А вот вы обоим гражданкам не долили по сто граммов — это факт. Товарищи, кто еще не начинал пить — давайте замерим.

И у всех почти обнаруживается недолив.

Реализуев сразу скис, увял, перешел на невнятное бормотание молитвенного образца

Мы допиваем спешным порядком тот квас, который жены оплатили, — и на весы.

Старушка нас уже бесплатно взвешивает — как постоянных клиентов. Мы показываем 200 килограммов и 200 граммов.

Отгружаем на 200 граммов женам обратно пудрениц с кошельками и пыхтим к аттракциону.

Там — очередь. Ну, куда другим! Сразу видно: ненаучный подход, без всякой подготовки: 178, 180, 167! Никакой конкуренции.

Встаем. Зрители аплодируют: ровно 200.

Представитель администрации разводит руками:

— Идеально! Первый приз!

И подает нам красивую хрустальную кружку.

— А где шоколад? — спрашиваем. — Нам набор требуется — дамы наши шоколадные конфеты очень любят.

Но шоколад, оказывается, был выдан соседнему аттракциону — силомеру: там три человека подряд выжали по 200 кило. Потом выяснилось, что это были рекордсмены-штангисты, но нам от этого не легче стало.

— А нельзя ли деньгами? — спрашивает кто-то из зрителей. — Как же они будут кружку эту делить на равные части?

Жены наши расстроились — чуть не до слез. Особенно супруга толстяка, любительница шоколада.

Представитель администрации видит такое дело, помчался куда-то, прибегает со второй кружкой.

— Ничего, — говорит, — кондитерского, извините, не осталось. Но вы не печальтесь — ведь кружки-то хрустальные! Во-первых, дороже, во-вторых, как память...

— На стоимость нам начхать, — говорит толстяк, — но у меня может инфаркт произойти из-за всех этих дел. Мы регулировались тут под ваши двести килограммов, рассчитывали на шоколад. А из-за этого стеклянного изделия я бы и не стал стараться.

Ну, выпили еще раз — шампанского из хрустальных кружек, да и пошли домой.

С той поры, как взгляну на эту кружку, так и вспомню квас, толстяка и весы... Хоть и остались без шоколада, но зато жулика ликвидировали — тем наши жены и утешились в тот вечер.

...Вот, товарищи, как сгинул Реализуев. И как я случайно оказался приобщенным к его разоблачению.

У меня есть знакомый доктор по фамилии Аллопатов. Все считают, что я эту фамилию выдумал. А она существует при этом докторе довольно давно, хотя происходит он из рода Лопатовых и зовут его Алексеем. Нынешнюю же фамилию он получил из-за ошибки девушки-паспортистки: она увидела, что на всех бумажках красуется эффектный росчерк «Ал. Лопатов», да так и вписала его целиком в свои канцелярские святцы.

Доктор не протестовал. Ему и до сих пор нравится эта веселая фамилия: Аллопатов.

— Бывает, войдешь к больному, представишься, а он уже улыбается. Вот и контакт готов. В нашем же деле личный контакт, доверие, может быть, самое главное. Если больной тебе не верит, лечить его невозможно.

Познакомился я с доктором случайно. Произошло это на очередном... Впрочем, это отдельная история.

Это произошло на очередном туре матча на шахматное первенство мира. Как обычно, болельщики до отказа наполняли театр, на все лады трактовали каждый вздох и взгляд сражающихся гроссмейстеров, пытались разобраться в позиции на доске, делали самые рискованные прогнозы.

Шеренги гроссмейстеров и мастеров со значительными, всезнающими лицами прохаживались по фойе, и болельщики провожали их почтительными взглядами.

Я разговорился с одним из зрителей по поводу тактических замыслов Ботвинника. И хотя сразу же стало ясно, что мой собеседник, так же как и я, ничего почти не понимает в благородной шахматной игре, тем не менее мы продолжали наши глубокомысленные рассуждения

Когда мы пришли, наконец, к единодушному выводу, что чемпион мира следующим ходом пойдет ладьей на поле «c3», то чемпион действительно пошел ладьей (но не «нашей», а другой и не за «c3», а на «a3». Мы тяжело вздохнули и сочувственно посмотрели друг на друга.

«Поздненько мы, дружище, начали увлекаться шахматами!» — сказали наши взгляды.

— Играю я плохо, — сказал мой собеседник, улыбнувшись, — но у некоторых мастеров спорта выигрывал. И даже у одного гроссмейстера.

— Выигрывали? — удивился я. — Во что? В настольный теннис?

— В шахматы.

— В сеансе одновременной игры на ста шестидесяти досках?

— Нет, один на один.

— Значит, вам давали вперед ферзя и обе ладьи?

— Опять не угадали — никаких скидок. Один на один, без всякой форы.

Моя физиономия выразила, очевидно, такое искреннее недоверие, что «победитель мастеров и даже одного гроссмейстера» довольно произнес:

— Не верите? Могу доказать.

Как раз в этот момент мимо нас, окруженный толпой почитателей, проходил гроссмейстер Н.

— Простите, — подошел к нему мой собеседник. — Вы меня не узнаете? А санаторий имени Первого мая помните? Доктора Аллопатова не забыли?

— Ну как же, как же, — пожал руку доктора гроссмейстер. — Здравствуйте, товарищ Аллопатов! Рад вас видеть! Разве можно забыть, как я вам проиграл... ха-ха... Представляете: на двадцать первом ходу, как сейчас, вижу позицию...

Они еще о чем-то толковали по-приятельски, но я был ошарашен тем, что Аллопатов оказался спецом по шахматам, и уже ничего не слушал

Я пришел в себя, когда гроссмейстер скрылся в пресс-бюро, а Аллопатов снова очутился рядом со мной.

— Вы хотите, чтобы я сейчас тут же, не сходя с места, умер от любопытства? — спросил я доктора.

— Не бойтесь, умирайте, я вам окажу первую помощь, — усмехнулся он. — Но, как старый невропатолог, смею вас уверить, что от здорового любопытства не заболевают. Играю я действительно очень слабо. Так, среднее любительское образование: первые три хода всех дебютов и умение сдаться за ход до неизбежного мата. Но я немного гипнотизер. Не такой уж известный, но все-таки... И вот к нам в санаторий, где я постоянно работаю, прибыла на отдых группа шахматистов. Готовились они к какому-то турниру... Вот я однажды, ради шутки, упросил гроссмейстера Н. сыграть со мною. На двадцать первом ходу я сумел, наконец, внушить ему жертву ферзя. Он пожертвовал и тут же сдался. Не разобравшись, в чем дело, он свалил все на усталость от волейбола, в который мастера шахмат играли весь день, начал новую партию и уж тогда только сообразил: что-то тут нечисто... Узнав мою тайну, он долго сердился, а потом позвал своих коллег. «Шахматный самородок, рекомендую», — представил он меня мастерам.