Любовь Тильман - Сны над облаками

Сама пришла горем в дом.

Вглядись, она здесь, грязна и страшна,

Пылает в кровавой мгле!

Любая война – наша война,

Пока мы живём на Земле!

Смешные встречи! – Только лишь слова!

А сердце стало радостнее биться.

Вдруг оказалось – я ещё жива!

И в жизни может всякое случиться!

И надо осторожней быть в реале,

Чтоб чувства вдруг и здесь не заиграли,

Не забродили, разум помутив…

Слова так сладостно слетались на мотив.

И серьёзна, порой, и игрива,

Жизнь пусть будет к тебе милостива!

Пусть оценит твои усердия!

И помилует в час испытаний!

Да пребудет с тобой Милосердие!

И минует чаша страданий!

И всё то, что в тебе туманится,

Светлой радостью в жизни останется!

Ты же знаешь прекрасно, как это бывает.

Время идёт и всё остывает.

И то, что когда-то сгореть не успело,

Так холодно, словно и не горело.

Ветер листву оборвал, и листает.

Новыми ветками жизнь прорастает.

А старого дерева старая крона

Черна и суха, вне владения Крона.

« Я в цилиндре стою.

Никого со мной нет ».

Только в Душу мою,

Сквозь окно, мёртвый свет.

Белый свет обручальный.

Всё сложилось – и нет ничего…

Мне «Знаком этот образ печальный,

И где-то я видел его…»

Нигде на всей Земле нет у меня угла.

К бездомности сама себя приговорила,

Наивности своей беспечная раба,

Сменив покой на долю пилигрима.

Судьбы смешной, нелепый парадокс.

И нет нигде ответа на вопрос:

Там я была «жидовкой», «оккупанткой»,

Здесь стала «русской», да к тому же «эмигранткой».

Любовь к вину – вот истина – для пьянства.

Все остальные чувства – от лукавства.

Улыбнусь тебе, Друг Милый,

Помашу рукой.

Ты наполнил строчки силой,

Дал Душе покой.

И нежданна, и случайна,

Приоткрылась мне вдруг тайна

В буднях бытия:

Что живая я.

В ответ на «Да!» – плод безразличья – «Нет!».

Не раз мы проживаем сей сюжет.

Не верит сердце и Душа болит,

Словно забыли путь, что пережит.

Бегущая вода и полыханье света -

Израиля ярчайшая примета.

Вокруг меня златое поле ржи.

Вокруг тебя сплошное поле лжи.

Пытаюсь подойти, и вязну в ложь,

А ты полями носишься и ржёшь.

Навести над глазами грим цветов побежалости,

Позабыть, что в судьбе уже годы и годы,

Усмехнуться себе – да какие невзгоды?

И позволить Душе эти детские шалости.

Это длинное молчание -

Лишь терпение и отчаяние.

Рвутся все слова наружу,

Но молчания не нарушу.

Дам себе я обещание.

Но кому оно, молчание?

Не поможет, не подскажет,

Никого ничем не свяжет.

Всё, что жизни жизнь даёт,

Паутиной зарастёт.

За гранью снов, за поворотом лета,

За тихим светом призрачной луны,

За всем, что кто-то, и за всем, что где-то -

Всё те же грани, и всё те же сны.

Как не хватает всем тепла порой,

Участия, и друга доброй силы…

Нам бы к живым ввалиться всей толпой!

А мы, скорбя, приходим на могилы!

Жаль! Не живых мы любим – только прах!

Судьба вздымается чем круче, тем капризней!

Слегка звенят, качаясь на ветрах,

Оборванные струны наших жизней…

Плачет дождик за окном,

Омывает ветки.

Я, конечно, не о том.

Горе не навеки.

Все уходят. Тает след.

Память облетает.

Ветром радостей и бед

Жизнь года листает.

Какая чудо-сказка получилась!

За слогом слог она в строку ложилась!

Как ангел и упряма, и послушна!

Как близкий человек – неравнодушна!

Словно дитя – наивна и чиста!

Теперь лежит – не убежать с листа,

Лишь улетать с листающим страницы,

Чтоб в сердце лёгкой грустью зарониться,

Теплом проникновения в глазах,

Улыбкой сожаленья на губах!

Истерические хроники

Улягутся – улягушатся

Стервилизация

– Ты лёг спать, и заснул. Значит, это ты пришёл в Сон.

– Нет! Я только лёг, и заснул. А Сон сам пришёл ко мне.

Сон – это перевёрнутый лицом в подушку нос.

Гроб – это перевёрнутый борг (задолженность с украинского), который уже не возместим.

Не хамите, да не хамимы будете.

Все ждали, что наступит эра милосердия – и она наступила – всеми 4-мя лапами каждому на горло.

Одиночество – это когда тебя везде много оттого, что никто тебя не замечает – когда ты привычен для всех как шкаф.

Человек говорит: «Подари ослу рюкзак, и он станет носить в нём овёс». Ослик говорит: «Подари человеку рюкзак, и он станет носить в нём всё, что ни попадя».

Женщина думает о мужчине, мужчина о шницеле. Интересно, а о чём думает шницель, пока он ещё пасётся на лугу.

Человек он был изначально добрый, всегда интересовался: как жизнь, здоровье, родные… и только после этого уже сносил голову.

У правды часто две стороны – прав волк, которому, чтобы выжить, надо питаться, но и права его жертва – которой никак не хочется быть едой, притом, что и она сама лишает кого-то жизни, чтобы выжить.

В воздухе разлит жар. Мозги текут. Думать не в силах. Начались дожди. Холодно. Мозги замерзают, замораживая мысли. Весна. Уже не холодно. Ещё не жарко. Ничего, кроме блаженства. Думать ни о чём не хочется. Так может, дело не в погоде?

Мечта – это способ существования белковых тел вне белковой оболочки.

Самой себе себя не увидать, «большое видится на расстоянии».

Птичий рефлекс: кто кормит, на того и гадят (где кушают, там и гадят).

Алкоголизм – это дорога от слабоволия, неумения отказать, или (и) безответственности, желания расслабиться, через безнравственность, к болезненному состоянию, когда часть клеток мозга уже отмерла, а физиология перестроилась.

Как быстро тает ратио, увы, а я почти ещё и не качала.

Важно не кем называть, а как чувствовать.

К службе и должностям не стремись, а поставили служить – не филонь.

«Безумству храбрых поём мы песню». «Безумству храбрых» – точней не скажешь.

Люди говорят об авитаминозе, но почему-то никто не говорит об акоммунитозе – недостаточности общения.