Константин Изварин - Военно-морские рассказы

Приборка на корабле производится трижды в день. Это в обычный. В субботу она производится один раз, зато с утра и до обеда. В выходные и праздничные, правда, она и вовсе не производится, но таких дней слишком мало, чтоб о них вообще писать.

Утренняя приборка приходится на те краткие тридцать минут, что вольготно расположились между завтраком и подъемом флага. Убрали — и вперед — «Флаг, гюйс... поднять!».

При торжественном подъеме эту команду дополняют еще и государственным флагом, и флагами расцвечивания...

Но для этого надо, чтобы сигнальщики, все пятеро, вечером всю эту роскошь подготовили. Вышли, натянули, закрепили, проверили...

Ну, чтоб завтра... торжественно.

Обычно сигнальщики все это делают не торопясь. Неспешно натягивают тросы, цепляют флаги расцвечивания, расправляют, ну и так далее. В каждой специальности есть свои секреты и совсем ни к чему выдавать их посторонним.

Но иногда бывает, что «сочинять» весь этот праздник приходится через «бегом-стоять». Это: во-первых — быстро, во-вторых — не смешно. Смех приходит уже потом, когда все осуществлено и желудок, сумевший сжаться до размеров висячей родинки, медленно распутывает узлы, от сердца отлегло и ты смеешься, смеешься и никак не можешь остановиться.

Утренняя приборка катилась как по рельсам — накатано и под уклон, завтра ожидалось первое мая и сигнальщики, прислонившись к переборке, лениво смотрели на соседний СКР. СКР принадлежал Флоту и, в сравнении с нашим, пограничным, выглядел «не очень».

— Гляньте, — чей-то палец указал на соседскую мачту. — А они флаги уже прицепили.

— Флот, — пожали плечами остальные. — У них все не как у людей.

— Да, у нас лучше, — согласились.

И сигнальщики закрыли глаза, кожей ощущая черноморское солнце.

— А, вот вы где! — Дежурный по БЧ запыхался настолько, что, сказав это, вынужден был согнуться и дышать часто как служебная собака.

— Запыхался, бедняга, — переглянулись сигнальщики.

— Случилось что-то? — повернулись они к дежурному.

— Подъем... флага... сегодня... — шумно вытолкнул дежурный.

— Поднимем, — ответили сигнальщики. — Чего ж там не поднять?

— ...торжественный... — прохрипел дежурный по БЧ, — ...репетиция...

Вот тут-то все и заверте...

Вопрос «А на хрена?» все еще висел в воздухе, а сигнальщики уже мчались наперегонки с секундной стрелкой, разматывая на ходу тросы, неся в охапке цветастые флаги и громкими криками расчищая дорогу.

Вслед за ними бежали дежурный по кораблю с маской молчаливого участия на лице и командир боевой части с шелковым зеленым флагом в руках, на глазах проникаясь торжественностью момента.

— Давай! Бегом! Крепи! Затягивай!

То, на что, обычно, уходило около часа, делалось за пятнадцать минут.

И все вышло бы как нельзя лучше, если бы...

Если бы построение сделали как обычно на «вертолетке», а не на полубаке. Так бы подняли и черт с ним. Потом бы... пока никто не видит... поправили...

Сигнальщики спешили, командиры торопили. И, как назло, все шло наперекосяк.

До подъема пять минут. Вроде все готово, но... надо же еще переодеться. В парадную форму.

И сигнальщики умчались переодеваться, забыв о том, что талреп на носовом тросе не затянут. А только наживлен.

Сигнальщики не успели. Переодеться. На флаг и гюйс назначили первых попавшихся. Лишь бы связисты. А там... авось не ошибутся.

— Государственный флаг... — и так далее, — ...флаги расцвечивания, — командир выдержал паузу и выдохнул: — Поднять!

И сразу стало ясно, что «авось» на этот раз... не оправдал высокого доверия.

Под звуки гимна, гюйс, на который устремлены были взгляды всего экипажа, поднимался почему-то вверх ногами.

— Не так, не так, — махал рукой связист. — Наоборот!

Облеченный столь высоким доверием дежурный по БЧ, сделал вид, что «все так и надо» и быстро-быстро закрутил руками в обратном направлении.

— Х-ху, — выдохнул командир.

Рано, рано выдыхаете, товарищ командир.

Носовые флаги ползли вверх рывками. Провисающий трос болтался, незатянутый талреп противно скрипел.

— Сейчас упадет, сейчас упадет, — шептал командир, не отрывая ладони от виска.

Дзын-нь! Звяк!

Накаркали вы, товарищ командир. Сырым комом рухнули на палубу разноцветные флаги. И перепутались!

— Не идет! — паниковали сигнальщики. Им, скрытым от людей громадой носовой надстройки, ничего видно не было. — Заело!

— Давай! Тяни! Потом разберемся! — кричали они друг другу. И дергали, дергали, дергали трос.

— Вольно, — сказал командир, дождавшись последних аккордов. — Дежурный по кораблю ко мне.

— А ну глянь, чего там! — один из сигнальщиков как птица взлетел на банкет.

— Твою мать! — послышалось оттуда. И еще много-много иностранных слов.

— Разойдись, — совсем уже убитым голосом скомандовал командир на полубаке.

Нет, сигнальщикам ничего не было. И завтрашний подъем флага прошел без сучка, без задоринки.

Есть люди-легенды. На любом флоте, в любой базе, на любом корабле, в любой боевой части есть люди-легенды. Это те, о которых будут вспоминать и рассказывать еще очень долго, те с которых будут брать пример молодые матросы и те от которых до сих пор вздрагивают во сне командир и старпом.

Если вам когда-нибудь доведется побывать на самом краю света и судьба занесет вас во вторую бригаду, а тем более, на «Кедров», вы обязательно услышите о Быстове. Да, вам обязательно расскажут множество историй; ну, например, о том, как Быстов строил сауну, она еще потом так красиво развалилась, но было поздно, потому, что полученный отпуск Быстов уже отгулял. Или о том, как Быстов в Керчи с женщинами общался — продуктивно, надо полагать — потому как сам Быстов рассказывал... с бо-ольшой выдумкой. Еще могут рассказать о том, как нас троих вохра ловила по всему заводу, в той же Керчи. Да многое могут рассказать. О Быстове.

Говоря словами пролетарского классика: «Молодой матрос, решающий, с кого бы сделать службу свою. Скажу, не задумываясь, — делай ее со старшего матроса Быстова».

Кстати, Ряузов был очень недоволен, когда я перефразировал классика впервые. Но пусть вас это не смущает. Просто уверенный в себе Ряузов в поэзии абсолютно не разбирался. Тогда. Как сейчас не знаю.

А началось все с того, что мечтавший о службе на Флоте Быстов попал в пограничные войска. Пришлось ему утешиться тем, что морчасти. И отправиться... в Анапу... для начала.

В Минводах предстояла пересадка. Поэтому три десятка стриженых наголо призывников расселись в зале ожидания, рассказывая друг другу анекдоты и дожевывая то, что еще оставалось. На дворе стоял октябрь, в родной Чите давным-давно выпал снег и среди теплой кавказской осени наши, одетые в ватники и ушанки, защитники Родины смотрелись несколько сюрреалистично. Так, должно быть, выглядит родной российский бомж в самой середине причесанных пляжей насквозь буржуазной Калифорнии.